* * *

Я проследил за тем, как тоненькая фигурка спускается по тропинке от церкви к городу, и закрыл дверь:

— Все собираемся! Нужно успеть исчезнуть отсюда, пока она до дома не добралась!

— Так она же слово дала, — с сомнением произнесла Клава.

— Слово — это хорошо, но дело — лучше.

— Бояре так просто словами не разбрасываются.

Я, двинувшись было к входу в крипту, тормознул:

— Не разбрасываются?

— Нет.

— Тогда вспомни — что она пообещала?

— Что никто не тронет…

— Что ОНА не тронет. Возможно, даже, она имела в виду, что не отдаст повеления нас схватить. Но за своего сына она точно не клялась.

— Но…

— Клава, ты точно хочешь узнать, было ли это прямое и честное слово или слово с хитростью, двойным дном и тайными закоулками?

Моя пухляшка засопела, но промолчала. Развернулась и пошагала за остальными. Бывшая княжна явно немного идеализировала бояр, если думала, что Морозова не найдет способ обойти собственное же обещание.

— Мурин, все готово? — спустился я в крипту.

— Да.

Лестница от неприметной двери в углу церкви изгибалась под землю и выходила в помещение длинного подземного зала, где лежали тела Осетровских. А под этой лесенкой была еще одна дверца, совсем уже крохотная — по крайней мере, входя в нее, я чувствовал себя так, как будто в окошко вылезаю — для небольшого помещеньица, вроде кладовой. Ну, как небольшого — я видел квартиры-студии меньшей площади. Но это там, в России двадцать первого века. Здесь же, на Руси семнадцатого, жили широко и даже какая-то подземная кладовка в соборе была достаточного размера, чтобы в ней могли заночевать мы все ввосьмером. Собственно, Мурин, по моей просьбе, и разложил здесь на полу набитые пересохшей соломой тюфяки, одеяла, подушки, перенес из подземелий грязную посуду, недоеденные корочки хлеба и тому подобный реквизит. Разложил все это в художественном беспорядке, так, чтобы у любого, кто доберется до этой подземной комнатенки, сразу же в мозгу загорелся однозначный ответ на вопрос: «Где вся эта шантрапа пряталась, пока мы стерегли их в церкви?». Чтобы никому в голову не пришло искать какие-то тайные проходы, или паче того — подземелья.

Думаете, кто-то умный — не будем показывать пальцем кто, потому что этот кто-то от нас ушел — может догадаться поискать в крипте? Простукать… хотя зачарованный тайный ход таким способом не найдешь… ну, не знаю — наверняка есть способы отыскивать и вскрывать тайные ходы, будь они хоть трижды зачарованы. И если воспользоваться этим ходом в крипте, то…

То тут главное одно — сначала найти крипту.

— Все ушли? Всё забрали?

Разноголосица ответов подтвердила, что да все и всё.

— Ну смотрите, потом не жалуйтесь.

Я из родовых подземелий прихватил, кроме Источника, только взятый из архива дневник основателя рода, солидную книженцию, в кожаном переплете, окованную по углам сталью. Не удивлюсь, если выяснится, что однажды предок Осетровских отбивался ею от стаи волков. В центре обложки красовалась металлическая накладка в виде того самого волка, оскалившего клыки.

Я еще раз обвел всех взглядом — Дита показала язык — и махнул рукой:

— Давай, Мурин…

— Стойте, стойте! — вдруг вскрикнула моя скоморошка, — мы Мартына забыла!

Так. Стоп. Кого?!

— Кого?!

— Кота нашего!

Тьфу ты. Я и забыл, что они кота завели, серого и полосатого. А еще я думал…

— Он же в доме остался?

— Нет, он потом в церковь пришел. Как только и нашел нас, такой умница… А сейчас он, наверное, под землей, ему там темно и страшно… — трагическим голосом произнес Аглашка.

— Мяу, — раздалось за ее спиной.

Искомый Мартын, он же серая приблуда, сидел на груди мертвого стрельца и вылизывал лапу. Причем с таким видом, как будто это он здесь всех положил в одну калитку, и чтобы вы вообще без меня делали, кожаные мешки…

— Мартынка!

Кот стоически перенес подхватывание и тисканье, но, судя по морде, с превеликой неохотой.

— Давай, Мурин, — повернулся я, — Только побыстрее, пока не вспомнили, что забыли еще какую-нибудь Буренку.

Тот достал из-за пазухи здоровенный ключ — будь он золотым, по размеру как раз походил бы на Буратинин — подцепил ногтями и вынул из бревенчатой стены пробку, скрывавшую потайную скважину, вставил в нее этот ключ и повернул полный оборот.

Собор вздрогнул, пол заходил ходуном, из дверей глухо чавкнуло и запахло сырой землей. Старый Азарий, отец Мурина, владел сильным Земляным Словом. Которое вложил и в несколько амулетов. Один из них — тот, что позволял поднимать холм вместе с церковью, чтобы она всегда была выше городской. А этот — прятал вход в подземелье. Надежно.

Если сейчас спуститься по лестнице, то вместо входа в крипту ты увидишь ровную земляную стену. Нет, крипту не засыпало. Она осталась все такой же, и те же самые гробы в ней стоят на прежних местах. Только все помещение, вместе с гробами и тайным проходом в подземелья, опустилось вниз. Под землю. Метров на двадцать.

Глава 48

У погони одна дорога, а у беглеца — тысяча. Как-то так, вроде бы, говорят. Красивая раза, и как любая красивая фраза — она неверна. Вот, например, у меня из Мангазеи только два пути: либо по дороге, той самой, по которой я и прибыл сюда, либо по реке. Самолетом отсюда улететь не получится. Потому что не изобрели их еще, самолеты, и встречаются они только в сказках. В виде ковров. Нет, теоретически, я, конечно, могу двинуться в любом направлении просто по тайге. Только не сделаю этого. Я, как бы, существ городское и к выживанию в тайге — тем более, в зимней тайге — не очень приспособлен. Я там заблужусь ко всем… блинам, блин. А уж орудовать ночлег и найти пропитание — не смогу точно. Я трезво оцениваю свои умения и возможности. И это еще — без учета того, что я не один, со мной тут уже десяток человек собрался, причем большая часть из них — девушки. Не-не-не, пешие походы по лесу не подходят, только путешествие с хотя бы относительным комфортом.

А, значит, теоретически мы имеем тысячу путей для бегства, а практически — только два. Дорога и река.

Вы, конечно, можете сказать,