Шрифт:
Закладка:
Руаун слушал и кивал головой. Он сразу поверил, что так оно все и было. Тогда я спросил, кто из людей Мэлгуна стоял на воротах. Он без колебаний назвал имена, но в глаза мне не смотрел. Я понимал, что это ложь, но я также понимал, что он вполне может заставить людей Мэлгуна подтвердить его слова. Я отдал ему меч, сказал, что не верю ни единому слову и оставил их с Руауном вдвоем. С этого момента оставаться в Деганнви для меня стало опасно. Надо было уходить. Проблема была только в том, как не обидеть своим уходом Мэлгуна. А ночью из Камланна прискакал Агравейн…
Я не смог скрыть удивленный возглас. Милорд устало кивнул.
— Да, он стал просить Артура отпустить его, как только узнал, что в Деганнви прибыли отец с матерью. Он хотел повидать отца. Артур согласился не сразу. Он же понимал, надави отец на Агравейна, и тому придется принимать нелегкий выбор между интересами клана и верностью Императору. Но, в конце концов, милорд уступил, и Агравейн отправился в Деганнви со всей возможной скоростью. Вот он и прибыл заполночь.
В тот вечер в пиршественном зале было шумно. Люди Мэлгуна нарывались на ссору с людьми отца, и никакого меда не хватило бы, чтобы их успокоить. И тут врывается Агравейн! Ну, это все равно, что молния в ночи сверкнула. Агравейна всегда любили в отряде Лота, так что встретили шумно. Он ни на кого не обращал внимания, бросился к отцу, и они обнялись, как старые друзья после битвы, когда каждый считал другого павшим, а оказалось, что оба живы. Лот и Агравейн всегда были близки: их воля казалась единой, их радовало одно и то же. Когда Артур потребовал, чтобы Агравейн стал заложником, для Лота это стало тяжким испытанием. — Лорд Гавейн помолчал, словно собираясь с мыслями, а потом продолжил: — Отец всегда хотел, чтобы Агравейн стал королем Островов после него, и королевский клан и отряд благоволили брату. Он стал таким воином, каким и должен был стать. Закончив обниматься с отцом, он нашел меня глазами, а потом с восторгом приветствовал знакомых воинов из отряда. Отец оживился, усадил его рядом с собой и приказал позвать арфиста. Я смотрел на него и радовался. На некоторое время он стал прежним королем Лотом, словно скинул десяток лет. Но первый его вопрос Агравейну был о Верховном Короле. Они заговорили о битвах, потом перешли на охоту. Много смеялись. Но Медро уехал почти сразу после прибытия Агравейна. Он поклонился Лоту и сказал, что у него болит голова и ему надо прилечь. Мне это не понравилось. Понятно, что он бросился докладывать матери о приезде Агравейна. Но, может, у него и правда болела голова. А мне не хотелось покидать пиршественный зал.
Отец и Агравейн ушли рано. Им хотелось поговорить спокойно. Они очень радовались встрече, и я с удовольствием смотрел на них. У меня-то никогда не получалось порадовать отца военными успехами, не то, что у Агравейна. Но я все равно улыбался, глядя им вслед. Это был последний раз, когда я видел отца живым.
Слова хозяина меня поразили. Я и представить не мог, что с ним случилось такое горе. А милорд смотрел на дорогу, постукивая пальцами сильной руки по колену.
— Милорд… — беспомощно произнес я.
— Нет, Рис, так лучше. — Он покачал головой. — Бог рассудил верно. Лот больше не мог выносить ту жизнь, которую устроила ему мать. Он был гордым, сильным человеком и знал, что лучше умереть сейчас, чем через годы; лучше умереть сейчас… Я не оправдал его надежд. Зато он увиделся с Агравейном.
А я сидел в седле и думал, что разницы нет: один сын, или другой. Смерть отца — это огромная потеря, просто крушение мира. Наверное, мы с милордом по-разному воспринимали такое горе, но будь это мой отец, я бы, наверное, чувствовал нечто похожее. Я думал, что милорд замолчит, но он продолжил.
— Когда это случилось, с ним был Агравейн. Он сказал, что Лот замолчал на полуслове, поднес руки к голове и упал. Агравейн попытался помочь ему, затем побежал обратно в пиршественный зал, позвал меня, но и я ничего не мог поделать. В комнате нечем было дышать, она вся пропиталась Тьмой настолько, что ничего кроме смерти здесь и не могло приключиться. Тьма леденила сердце. Отец почти сразу окоченел; лицо посерело, кожа выцвела. Я знал, почему он так быстро умер.
— Королева? — с замиранием спросил я. Он, не глядя на меня, кивнул. Его лицо ничего не выражало.
— Но почему?
— Я думаю, она боялась, что приезд Агравейна помешает ее связи с Мэлгуном. А потом, Мордред сильно проигрывал Агравейну по части популярности в отряде. А еще он должен был унаследовать корону на Оркадах. Причин может быть несколько, но в том, что это ее рук дело, я уверен так же, как в том, что солнце садится на западе. Мне бы подумать об этом раньше, когда Мордред ушел. И вот теперь отец был мертв. Мы положили его на носилки, чтобы оплакать, и большую часть ночи служили панихиду, как у нас принято, при свете факелов. Агравейн был в ярости: он ругался, не останавливаясь… В чем дело? — неожиданно спросил милорд, глядя на меня.
— Ничего, милорд, просто один сон вспомнил, — смутившись, ответил я. — Продолжайте, пожалуйста.
Он всмотрелся в мое лицо.
— Да, я помню, твоему отцу снились сны… Видимо, ты перенял это от него. Ну что же, буду признателен, если ты мне расскажешь, о чем был сон.
— Когда умер ваш отец, мне снилась королева. Она творила заклинания. Потом я видел похоронную процессию. Несли тело на носилках. Впереди