Не нашлось ни одного отчета полиции, где говорилось, что Кафа попала в автокатастрофу. И ее сын, Номан Мохаммед Икбаль, тоже не попадал. Но этого утверждать нельзя — по данным регистра населения, детей у Кафы Икбаль не было.

Фредрик откинулся на спинку стула, снял очки и с силой потер глаза. Ничего не понятно. Что же здесь происходит?

У Кафы есть брат, Васим. Тот парень на фотографии в кухне. В регистре указано, что он переехал в Великобританию. Азин, мать Кафы, умерла в 2006. А вот отец, Махмуд, очевидно еще жив. Он зарегистрирован по адресу в Хёйбротане недалеко от центра.

Некоторое время Фредрик сидел, уставившись перед собой. Может, это дело касается семьи Кафы? Может, его разрозненные знания связаны нитями семейной трагедии, о которой он и понятия не имел?

Фредрик позвонил в администрацию ветеранов Вооруженных сил. Кафа действительно служила в армии и воевала в Афганистане. Полицейский подумал о своем отце. Кен Бейер никогда не рассказывал о своей службе во Вьетнаме. Это частая история у бывших солдат. Может, и у Кафы так же. Может, они видела такие зверства, что не могла их забыть. А может, сама участвовала в них и никак не могла избавиться от воспоминаний?

Квартира Махмуда Икбаля находилась в одном из невысоких домов над Груруддален, прямо рядом с церковью Хёйбротен. В темноте кладбища видно не было, а на другой стороне долины мелькали огни машин, мчавшихся по грязному снегу по трассе E6. Был слышен гул движения. Когда за Фредриком закрылась дверь в подъезд, он услышал лишь эхо своих шагов. На двери таблички не было. Только листок, приклеенный скотчем: «М. Икбаль».

Трижды позвонив в дверь и постучав, Фредрик прислонился спиной к косяку и застонал. В окошке для писем было темно. Темнота и тишина. Тут дверь напротив открылась, и вышел худой пожилой господин в галстуке боло и жилетке поверх рубашки.

— Можете хоть всю ночь ждать. Он не откроет.

— Почему не откроет?

— Если вы хотели что-то сказать Махмуду, можете сказать мне, я передам. — Мужчина просунул пальцы под жилет подмышками. Из квартиры доносился выпуск новостей. Кажется, что-то про министра финансов.

— Мне нужно поговорить с Махмудом Икбалем. Я из полиции.

— Что-то случилось?

— Нет.

— Охохо. Вы его не найдете. Он в Пакистане.

— Что он там делает?

— Живет. Зимой там, а летом здесь. Называет себя кочевником. — Сосед в ковбойской жилетке хохотнул. — Я забираю его почту.

— А родственников у него нет, кто бы мог это сделать?

Сосед неуверенно помахал руками, не вынимая пальцы из жилета.

— Я таких не знаю. Сын уехал, и после смерти жены Махмуд остался один. У него еще есть дочь, но я с ней почти не знаком. Она вышла за какого-то арабского шейха и эмигрировала в Катар.

— Что вы имеете в виду?

— Что-то вы слишком много спрашиваете для человека, который сказал, что ничего не случилось. — Мужчина вызывающе посмотрел на Фредрика, но тот не выказал никакой реакции. — Ходят всякие слухи.

— Какие же?

— Говорят, у них был конфликт. У Махмуда с дочерью. Ну вы знаете, как такие люди могут обращаться с дочерьми… На кону честь семьи и…

— А на чем основываются эти слухи? — перебил его Фредрик.

— Ни на чем особо. — Он пожал плечами. — Что-то связанное с ребенком.

Сын Кафы. Он что, был пятном позора в ее семье?

— Вы знаете, когда Махмуд вернется?

— Понятия не имею. — Сосед снова пожал плечами. — Мы обычно встречаемся компанией в одном кафе в центре. Махмуд всегда появляется там весной и несколько месяцев сидит там каждое утро, а потом однажды просто не приходит. Махмуд парень неособо разговорчивый. Знаете, он как клоун. Такой печальный остряк. В основном гуляет по долине сам по себе, — сказал сосед, кивком указав направление.

— По долине?

— На мусульманской части кладбища. Там похоронена его жена.

Достав из машины фонарь, Фредрик ступил на скользкую дорожку между могил. Мусульманская часть кладбища, похожая на длинную худую руку, располагалась в отдалении от других участков, вдоль березовой аллеи в глубине долины. Большинство памятников традиционные, но довольно много зеленых табличек на тоненькой ножке с полумесяцем и звездой над именем. Фредрик повернулся и посмотрел прямо на балкон квартиры Махмуда Икбаля.

Свежие могилы располагались вблизи шоссе, старейшие — у склона, ведущего к жилым домам. Здесь Фредрик и нашел, что искал. Могила матери Кафы, Азин. Фредрик узнал ее по имени и дате смерти. В снегу стояла покосившаяся недогоревшая свеча. По сравнению с соседней могилой эта выглядела скромно. На соседней искусно сделанной могиле сидел пушистый плюшевый кролик. Из-под снега торчали вечнозеленые растения клумбы, обрамленной по кругу камнями. Детская могила. Фредрик посветил на памятник, и тут будто время остановилось. Номан Мохаммед Ша. Родился 8 апреля 2005. Умер 19 мая 2005. Как недолго ты был с нами. Фредрик снова и снова перечитывал эти слова.

Номан Мохаммед Ша. Нет, это не может быть совпадением. Просто не может.

У Фредрика пересохло во рту и онемел язык. Полицейский медленно выпрямился, и памятник расплылся перед глазами. Что, черт побери, тут вообще творится? В больнице сказали, что ребенок Кафы серьезно пострадал в автомобильной аварии. Согласно реестру населения, детей у Кафы вообще не было. А судя по надписи на этой могиле, ее ребенок лежал здесь, рядом с бабушкой, и только фамилия у него не совпадает с фамилией Кафы.

Вдруг Фредрик ощутил чье-то присутствие. Сердце бешено заколотилось, и он огляделся по сторонам. Прислушался — тихо. Но это чувство не покидало его… взгляд остановился на окнах в квартиру Махмуда Икбаля. Не просто остановился — он был заворожен. Фредрик мог поклясться, что увидел движение за шторами. Он мог поклясться.

Никто не ответил, когда он вернулся и позвонил в дверь.