Вид некоторых лиц доставил ему удовольствие. Вот его близкие друзья де Бетюн и де Мариско. Питер Фиц-Гай – человек надежный и разумный. Джерард Тэлбот, храбрый, как алан. Досадно было видеть Тома де Кулонса в трех шагах от короля, но хотя бы д’Икбефа поблизости не наблюдалось. Джон, младший сын Генриха, сидел рядом с отцом, пухлощекий и хитроватый, как всегда.

– Государь! – громко произнес начальник стражи. – Прибыл Уильям Маршал.

С равным успехом он мог доложить, что солнце упало с неба. Наступила тишина. Де Бетюн заулыбался и толкнул локтем де Мариско. Генрих повернулся. На лице его было написано удивление, но мгновение спустя оно сменилось радостью.

– Маршал!

– Государь.

Опустившись на колено, он склонил голову. Прошедшие годы не пощадили короля, подумал он. Красные глаза Генриха, морщины и обрюзгшие щеки говорили о тяжких заботах, недостатке сна и обилии возлияний, а вероятнее всего, и о том, и о другом, и о третьем.

– Встань, Маршал. Встань.

– Благодарю, государь.

Его взгляд пробежал по гостям за длинным столом. Де Бетюн и де Мариско сияли. Многие смотрели дружелюбно. Кое-кто держался настороженно, чему не стоило удивляться, учитывая радость, прозвучавшую в голосе короля. Взгляд де Кулонса был колючим, давая понять, что старая вражда не утихла за время отсутствия Уильяма.

– Сарацинам не удалось тебя убить? – осведомился король.

– Они очень старались, государь, – заявил Маршал с кривой усмешкой.

– Рад, что они не преуспели. Подойди, сядь рядом.

Король указал, куда именно.

– Спасибо, государь.

Маршал обрадовался. Джон восседал справа от Генриха, на почетном месте, но посадить гостя по левую руку считалось большой честью, особенно если тот вернулся после длительного путешествия.

– Добрался ты до Гроба Господня? – спросил король. Глаза его потемнели от чувств, и он добавил: – Возложил ли ты на него плащ Хэла?

– Да, государь. – Маршал обстоятельно поведал обо всем: о том, с каким почетом и благоговением приняли от него плащ, о свечах, поставленных им самим и оплаченных на будущее. – Много лет его будут поминать, государь, в самом святом из всех городов христианского мира.

Обрюзгшее лицо Генриха задергалось.

– Это хорошо.

– Меня опечалила весть о смерти Джефри, государь, – не моргнув глазом, солгал Маршал. Ему никогда не нравился вечно строивший козни третий сын короля.

– Спасибо, Маршал.

Генрих сделал изрядный глоток из кубка.

Они погрузились в молчание: уважительное – у Маршала, печальное – у короля.

Было неясно, слышал ли их беседу Джон. Так или иначе, он выбрал самое неудачное время, чтобы заговорить. Склонившись через отца, он спросил с ухмылкой:

– У тебя, Маршал, не было соблазна дать обет тамплиера и остаться в Утремере, чтобы воевать с сарацинами?

Уильям сдержал готовую сорваться с языка отповедь: он-то хотя бы был в Святой земле и кое-что сделал для ее обороны, а вот Джон не выказывал ни малейшего желания принять крест, в отличие от Генриха и Ричарда.

– Это приходило мне в голову, сир, но я дал клятву вернуться на службу к твоему отцу. Если он отправится в Крестовый поход, я с радостью последую за ним.

Джон, похоже, готовился отпустить едкую реплику, но Генрих обрадованно закивал:

– Ты будешь первым среди моих рыцарей, Маршал. Тебе известно, что во время твоего отсутствия патриарх Иерусалимский приезжал просить у меня помощи?

– Да, государь. О его прибытии сюда много говорили в Утремере, где сарацины вновь угрожают Святой земле так, как никогда за последние двадцать пять лет.

Патриарх Ираклий возложил к стопам Генриха все надежды христианского мира, включая ключи от Иерусалима, а также от Башни Давида и Гроба Господня. Жест получился не только широким, но и с намеком.

– Мне горестно было отвергать предложение Ираклия, – сказал Генрих, – но управление моим королевством заботит меня куда сильнее, чем судьба страны, расположенной в тысяче миль отсюда. Да и цель его была не так проста, как может показаться. Подобно всем, кто обращается ко мне, патриарх радел о собственных интересах, не о моих.

Маршал перехватил направленный на него ехидный взгляд Джона. «Вот ведь выродок, – подумал он. – Да, мне нравится получать достойную плату, но я-то предан, в отличие от тебя». Серьезно задетый, он не удержался:

– Когда я получаю что-нибудь в награду, государь, то отплачиваю честным трудом, – сказал Уильям.

– Я не имел в виду тебя, Маршал. Ты – человек особый, – с улыбкой заметил Генрих. – Кстати, о награде: мне хотелось бы отблагодарить тебя за исполнение предсмертного желания Хэла. – Он вскинул руку, отметая протест рыцаря. – Отныне и впредь ты – владетель Картмела в Ланкашире.

– Это большая честь, государь. Спасибо.

Недурное начало, решил Уильям. Картмел невелик, но доход с него окажется весьма кстати.

– Оммаж за Картмел, Маршал, ты должен будешь принести мне, – заметил Джон деловито. – Я держу его от моего господина отца.

Маршал склонил голову, умело скрывая неприязнь к младшему сыну короля. Сначала он принесет клятву верности Генриху, а потом Джону.

Они выпили.

– Сколько тебе лет, Маршал? – спросил король.

– Почти сорок, государь.

– А ты еще не женат. Пора задуматься над тем, чтобы возделывать пашню. Мужчине стоит позаботиться о наследнике, пока в его клинке звенит сталь.

Генрих осклабился.

– Вы читаете мои мысли, государь. – Если бы не смерть Молодого Короля, Маршал женился бы несколько лет назад. – Когда появится подходящая невеста, я колебаться не стану.

– Присмотрись к Элоизе из Кендала. Ты станешь ее опекуном. Женись на ней, если захочешь, – сказал Генрих. – На всякий случай, если тебе неведомо, земли ее весьма обширны. А еще они примыкают к Картмелу.

Маршал не ожидал, что меньше чем за час после его возвращения на него обрушится такой поток благодеяний. Обрадованный новыми имениями, но чувствуя себя неуверенно при мысли о незнакомой девушке, которую предложили ему в жены, он замялся.

– Государь, я…

Приняв его сдержанность за нежелание, король махнул рукой.

– Я не настаиваю, чтобы ты женился на девчонке. Насколько мне известно, она страшна, как кобылья задница. Поступай, как сочтешь нужным.

И снова Маршал поблагодарил его. А заодно выдохнул с облегчением. Если фортуна продолжит ему благоволить, можно замахнуться на кого-нибудь повыше, чем наследница Кендала.

– Элоиза – не красавица, но нрав у нее пылкий, – скабрезно изрек Джон. – Если не станешь вспахивать ее, Маршал, этим займусь я.

Уильям посмотрел на короля, который делал вид, что слушает менестреля.

– Спасибо за совет, сир, – сказал он Джону, а про себя добавил: «Ты ее и пальцем не тронешь, покуда я жив».

Затем Генрих велел рассказать об Утремере. Маршал стал описывать в красках жаркую пустыню, могучие замки крестоносцев, сверкающее синее море. Он с благоговением поведал об иерусалимских реликвиях и уважительно отозвался