Мое сердце билось не в такт.

Она бы не поняла. Я никогда не могла открыть ей, почему я не могла сделать то, что она требовала. Если бы я показала свои истинные эмоции, это дало бы ей слишком много рычагов воздействия на меня.

А я уже потеряла слишком много себя.

То, что у меня осталось, я прижимала к себе, до смерти боясь, что она может вырвать это из моих хрупких рук.

Я не могла этого допустить.

— Мне нехорошо, — произнесла я бесцветным голосом.

Чем ближе она приближалась, тем более напряженным становилось мое тело, натянутое, как лук. Одетая в черное, она села рядом со мной и нежно положила руку мне на лоб.

Я вздрогнула.

— Мне кажется, ты чувствуешь себя прекрасно, — сказала она с оттенком обвинения.

Я взяла с кровати своего большого коричневого плюшевого мишку и прижала его к себе, как защитный барьер.

— То, о чем вы просите меня… это будет нелегко.

— Я верю в тебя. Ты найдешь способ.

Мои ладони начали потеть. Я тяжело сглотнул.

— Это невозможно. Он ненавидит меня.

Поэтому, когда она молча встала, а потом присела передо мной на корточки, я напряглась. И когда она положила руки на мои плечи, крепче сжала мою нежную плоть, я осталась бесстрастной.

Мне не хотелось показывать, как сильно она причинила мне боль. Ксении это нравилось.

Она сжала сильнее, и когда ее ногти впились в мою плоть, она посмотрела на меня, ее губы скривились от отвращения. Слабо завуалированная угроза была очевидна.

— Ты найдешь способ.

Моя челюсть напряглась, я дышала сквозь боль, отказываясь отвести от нее взгляд.

Моя тетя. Мой мучитель.

— Я найду способ, — дрожащим голосом пробормотала я, хотя бы для того, чтобы ненадолго отвлечь ее.

Ксения улыбнулась тогда. Меня беспокоило, что улыбка была идентична маминой.

— Посмотрим, что ты сделаешь. — Она встала и направилась к двери. Добравшись туда, она остановилась, выражение ее лица было непроницаемым. — Ты знаешь, что в России делают с бесполезными животными?

Мое сердце подпрыгнуло в груди.

— Нет.

Моя тетя мрачно усмехнулась.

— Ты очень близка к разгадке.

Как только она вышла из моей комнаты, я встала и бросилась к двери, закрыла ее и прижалась спиной к прохладному дереву. Я не могла дышать. Я пыхтела и кряхтела, и когда я потянула футболку, чтобы стянуть ее с тела, мои легкие горели.

Что я собиралась делать? Что я могла сделать?

Если бы я сделала, как она просила, они бы возненавидели меня. Если бы я этого не сделала, она бы продолжала наседать на меня до тех пор, пока ничего не осталось бы.

Паническая атака застала меня врасплох. Я размахивала руками, ходила взад-вперед, затем тихо застонала, мысленно считая, пытаясь сделать полный вдох и медленно выдохнуть. Но это не помогало.

В последней отчаянной попытке восстановить контроль я, спотыкаясь, забралась в шкаф. Мои дрожащие пальцы пытаются закрыть меня в темноте. Они боролись, но справились. И я начала задумываться, а может быть, Настасья права.

Может быть, я была больна.

Тяжело дыша, мой лоб намок от пота, и я прислонилась спиной к стене, скользя вниз, пока мой подбородок не уперся в согнутые колени. Я закрыла глаза. Я так устала.

Так чертовски устала.

Боже, пожалуйста. Я хочу умереть. Забери меня из этого места. Поприветствуй меня дома.

Молитва должна была напугать меня. Этого не произошло.

Я моргнула в темноте, мое тело тряслось.

Больше всего на свете я хотела, чтобы это сбылось.

Через несколько часов он нашел меня, и в ту секунду, когда дверь моего шкафа открылась, луч света ударил мне в лицо, заставив меня поднять руку, чтобы защитить прищуренные глаза. Губы моего брата опустились. Он вздохнул, увидев мое состояние, и я действительно почувствовала себя ужасно из-за беспокойства, которое причинила ему в последнее время.

Виктор поднял глаза к потолку, закрыл глаза и пробормотал что-то невнятное для моих ушей. А потом его рука появилась передо мной.

Спасательный круг, в котором он никогда не узнает, как отчаянно я нуждалась.

Я вложила свою дрожащую руку в его, и он поднял меня.

— Иди сюда, — тихо произнес он, затем, не оставив мне выбора, притянул меня в свои теплые объятия.

В ту минуту, когда я была надежно заключена в его объятия, мое дыхание сбилось, а тело дернулось. Я плакала. Выворачивающие наизнанку всхлипы, ослабляющие колени рыдания. Брат поддерживал меня, баюкал, укачивал, как ребенка.

— Господи Иисусе, Аника. Открой свой рот. Используйте свои слова. Поговори со мной, — была его прерывистая мольба.

Как я могла сказать ему, когда его плечи уже несли тяжелейший груз?

Я не могла. Я бы не стала. Но я могла воспользоваться короткими минутами убежища, которое он предложил.

К сожалению, Бог так и не услышал моих жестоких молитв. И из-за этого я сделала то, что делала всегда.

Я терпела.

Мина

Я не могла ждать. Даже там, где я была, я не могла ждать ни секунды дольше. Месячные у меня задержались на день, и в дамской комнате в «Сердцеедках» я совершила все необходимые действия, помочилась на тест и прождала три мучительные минуты. Но когда появился результат, я пожалела, что не дождалась.

Уставившись на длинную белую пластиковую полоску между пальцами, я не чувствовала ничего, кроме онемения.

Отрицательный.

Боже, я ненавидела это слово.

Еще месяц. Еще одно разочарование. Я была слишком поглощена очередной неудачной попыткой забеременеть, когда дверь туалета распахнулась, и вошла Аника с усталой улыбкой. Она взглянула на тест и остановилась на полпути.

— Мина, — произнесла она, широко распахнутые глаза смотрели пытливо, как будто размышляя, не были ли новости хорошими.

Пытаясь заглушить боль в груди, я отвернулась и безрадостно пробормотала:

— Не-а. — Я взяла тест и выбросила его в мусорное ведро. Он ударился о дно с легким звоном. — Не сегодня.

С мрачным выражением лица она отчаянно моргнула и тихо произнесла:

— Мне жаль.

Я пожала плечами, не совсем уверенная, что хочу говорить с ней об этом. В конце концов, она действительно пыталась украсть моего мужа прямо у меня из-под носа.

— Что ты можешь сделать, верно?

Было трудно изображать спокойствие, которого я не чувствовала, но я старалась. Я открыла