Ему хотелось только обнимать, целовать и ласкать неведомо откуда взявшуюся в его доме девушку, и обладание ею казалось большим счастьем, чем обладание хрустальным яйцом с сердцем его отца.

Он не заметил, как пролетел день и пронеслась ночь. Заснули любовники лишь к утру, изможденные и счастливые, проспали до полудня.

Когда Лазарк открыл глаза, то снова увидел ее. Она сидела за туалетным столиком, расчесывала свои рыжие локоны и загадочно улыбалась. Значит, все произошедшее не было сном. Но туман в голове рассеялся, и соображать Лазарк начал чуть лучше, чем вчера, когда его угораздило заключать в объятия эту жрицу.

– Ты, конечно, хороша, много лучше, чем другие подруги из твоего храма, которые сюда приходили раньше. И я обязательно дам тебе имя, так как заметил, что был у тебя первым. Но сперва я хотел бы узнать, как ты вошла в мой дом незамеченной и куда подевалась моя жена. Она вообще еще в замке? – сказал Маркруз, садясь на кровати и взглядом ища свою одежду. Она оказалась аккуратно сложенной на стульчике возле кровати. То, что его странная гостья позаботилась об этом, было приятно.

– Имя у меня есть, мне его дали родители, – ответила Василиса и, увидев его недоумение, пояснила: «Я не из этих краев».

Чужестранка? Это было интересно и пикантно. Вот почему ночью с ней он ощущал себя так, как будто не знал других женщин – он просто почувствовал в ней какую-то экзотичность, несвойственную местным жителям.

– И как же тебя зовут?

– Василиса.

– Да, необычное имя, – согласился Лазарк. – Но ты не ответила на главный вопрос: где моя жена?

– Не беспокойся, она в безопасности, – ответила Василиса. – Да и не жена она тебе. Светило все видит. И раз не было любви, брак – профанация. Перед ликом Солнца не она, а я твоя суженная. Так что твоя жена – перед тобой.

Девушка кокетливо улыбнулась, обнажив плечико, и Лазарк почувствовал, что снова начинает терять контроль над собой. Эта рыжая бестия, не слишком красивая, но очаровательная, обладала невероятным магнетизмом. Стоило только ему начать гневаться, она улыбалась, и на него накатывала волна не ярости, а страсти и желания. Как будто она на ходу перекодировала его эмоции, меняя знак минут на плюс.

– Я виноват перед ней, но не успел извиниться, – неожиданно для себя объяснил он свое беспокойство об исчезновении Белорозы.

– Ничего, извинишься позже, – успокоила его Василиса. – Она простит, увидев, что ты искренне раскаиваешься в том, что причинил ей боль.

– А ты уверена, что я искренне раскаиваюсь? – криво улыбнулся Лазарк. – А вот сам я в этом не уверен.

– Конечно, уверена. Ты хороший. Ты намного лучше, чем сам о себе думаешь. Это ты придумал про себя, что злой и жестокий, а потом забыл, что это неправда. Вспомни!

Мягкий, но властный голос Василисы прозвучал, как приказ, и Лазарк вспомнил.

– Не играй с ним, – услышал Зарик строгий мужской голос, доносящийся из-за двери кузни, к которой он подошел, чтобы позвать своего нового друга – сына кузнеца Сэма. – Яблоко от яблоньки далеко не падает: мать – рыжая ведьма, отец – хищник, а сам он – хитрый звереныш, и еще покажет свои клыки.

– Нет, Зарик не злой, и с ним интересно, – робко возразил мальчишеский голос.

– Прикидывается он. Не человек он даже, а чудовище – сердце-то у него звериное. Даже близко к нему не подходи, а то выпорю.

Зарик понял, что говорят о нем. Острая обида пронзила сердце. За что его так все ненавидят? Он же никому не делал ничего плохого.

Он повернул от кузни и пошел обратно к господскому замку. Деревенские ребятишки стояли возле дороги и провожали его злобными взглядами. Вдруг один мальчишка поднял с земли камень и швырнул его в спину барчонка.

– Гоните его! – крикнул пацан. – Нечему ему сюда ходить, а то повадился!

В Зарика полетели камни, палки, комья грязи, гнилые овощи.

– Монстр! Чудовище! Зверочеловек! – звенели в ушах злобные детские голоса.

Зарик зажал уши руками и побежал к дому.

Увидев возле замка маму, он подбежал к ней, и, уткнувшись лицом в подол ее платья, заплакал.

– Они говорят, что, я зверочеловек, что у меня звериное сердце, – пожаловался он матери, всхлипывая.

– Ты не зверь, ты хуже, – ответила она, отстраняя сына.

Из глаза Лазарка вытекла слеза. Ему стало неловко и стыдно перед Василисой, что он, взрослый мужчина, который должен быть сильным и хладнокровным, прослезился из-за детских воспоминаний. Но она пересела к нему на кровать и прижала его голову к своей груди. Она гладила, гладила, гладила его по голове, и его окутывало умиротворение. Душевная боль утихла, и он почувствовал, как в груди у него потеплело, как будто оттаяла льдинка. Сладостное тепло разливалось по телу, постепенно переходя в жар плотской любви, низменной и возвышенной одновременно.

Глава двадцать первая. Дракон

Разбойники собрались у костра. Белороза чувствовала себя здесь чужой, но испытывала к этим грубым людям искреннюю благодарность. Ведь это они помогли ее подруге вызволить ее из страшного плена. Но особенно благодарна она была, конечно же, Мураве, искренне восхищаясь ее смелостью и находчивостью.

Язык отошел, и Белороза могла говорить, но обсудить все, что с ней произошло, оказалось невозможным. Мурава предупредила ее дорогой, что всего всем разбойникам знать не нужно. Большинству членам шайки известно только то, что ее вырвали из рук злодея Лазарка Маркруза, но ни про ключ, ни про ларец, ни про портал они ничего не знают. Обсуждение подробностей придется отложить до следующего дня, и для этого посвященные в тайну ненадолго вернутся в Дремучий лес через дупло.

Белорозе понравилась эта идея. Ведь она, невольно став хранительницей ключа, даже не знала, как и где искать это дупло-портал, а поляну, дуб и сундук видела лишь во сне или галлюцинации.

Среди разбойников она увидела Пажа. Он ждал ее и кинулся ей навстречу. И его присутствие, хотя бы косвенное участие в операции по ее спасению было приятно. В темнице замка Маркрузов у Белорозы было много времени на воспоминания и размышления. Многое из того, что было с ней раньше, она переосмыслила. И уже давно она поняла, что Лазарк был всего лишь страстным увлечением юной девушки, которая жаждала познать любовь и которой льстило внимание взрослого мужчины. На самом деле в душе ее жила легкая, нежная, и мягкая привязанность к Пажу. Ей все больше и больше его не хватало. Чувство