Внезапно, Лилит отвернулась от вида знакомых пейзажей и взглянула из-под белой фаты на безэмоциональное лицо Габриэля.

— Когда приедем обратно, я собираюсь навестить могилу Генриха. Ты пойдешь со мной? — с слабой улыбкой спросила девушка, неотрывно следя за каждым движением мужчины, словно в них ища ответ на свой вопрос.

В этот раз она не называла Генриха «ублюдком» и другими низкими ругательствами. Осознание бессмысленной смерти прошлого короля никак не выходило из ее головы, Лилит надеялась последний раз встретится с ним и, наконец, отпустить все то, что так сильно гложет ее в заледеневшем сердце.

Габриэль слегка приподнял брови, после несколько скованно рассмеялся, словно пытаясь скрыть смущение от какой-то мысли.

— Что? — Лилит, нахмурив брови, недовольно буркнула, хватая мужчину за руку.

— Ничего. С радостью пойду с тобой к его могиле, — скосив взгляд в другую сторону от Лилит, сказал Габриэль, однако веселые нотки все еще присутствовали в его голосе несмотря на то, что он пытался их скрыть.

Сейчас, он действительно выглядел как добродетельный святой паладин, создающий вокруг себя яркий ореол из света, озаряющий всех людей простой вежливой улыбкой и магнетическим взглядом. Глядя на него, неосознанно вспоминаешь два противоположных друг другу слова, характеризующую его противоречивую красоту. Благочестивый и порочный.

— Я же от тебя не отстану, — прошептала девушка и, внезапно, к ней пришла интересная идея. Она хитро улыбнулась, нарочито кокетливым тоном говоря, — Габриэль, расскажи-ка мне, над чем ты смеялся?

Лилит придвинулась к нему чуть ближе, кладя руку на его грудь, с силой поглаживая участок кожи, скрытой за одеждой, другой рукой она ущипнула его за подбородок, после хватая его за волосы на затылке, заставляя опустить голову и смотреть ей прямо в глаза, спрятанные за плотной фатой. Горячее дыхание коснулось ее лица сквозь ткань, она чувствовала, как часто начала вздыматься грудь мужчины, как неосознанно он пытался склониться к ее губам, чтобы заплестись с ними в страстном танце, она все это чувствовала. Его возбужденный взгляд пробегал по телу девушки, но та осталась совершенно спокойна.

— Ответишь? — шепотом спросила Лилит, прижимаясь тканью фаты к уху мужчины, подразнивая его кожу своим теплым дыханием и легким неуловимым поцелуем.

— Соблазняешь меня? — хрипло спросил Габриэль, приобняв талию девушку, сдерживая желания снять ненавистную фату и поцеловать ее.

— Сначала ответь на мой вопрос, — Лилит проигнорировала вопрос Габриэля, показывая своими действиями свою власть над ситуацией.

— … Мне просто непривычно видеть тебя в такой закрытой одежде, — с легким румянцем на щеках, ответил мужчина, прижимая к себе слабую фигуру.

— И все?

— А должно быть что-то еще?

— Нет, просто необычно, что ты так счастлив только от того, что увидел меня в одеянии святой Анфисы.

Габриэль лишь молча улыбнулся. Он приподнял ее длинную фату и наклонился чуть ниже, с силой впиваясь в тонкие губы Лилит. Та что-то промычала, но за влажными пошлыми звуками было невозможно разобрать, что именно хотела сказать девушка, она могла лишь вцепиться в одежду мужчины, пытаясь таким образом дать Габриэлю сигнал, но тот ни в какую не хотел с ней сотрудничать.

Задыхаясь от такого напора, Лилит внутренне поругала Габриэля, однако он продолжил сплетать их уста, углубляя поцелуй под разными углами с такой чудовищной силой, что у нее онемели губы, а на языке чувствовался привкус крови, только непонятно чьей, ее или его.

Шум остального мира затих, они чувствовали лишь друг друга, словно никого больше не существовало на этом свете. Неописуемое ощущение полного понимания, перемешанное с извращенным желанием тотального контроля, захлестнуло Габриэля с головы до ног, от чего-то сразу вспомнилось, как еще в детские годы он, с полным безразличием влиял на судьбы других братьев и сестер. В те годы он мог решать, жить им или умереть, и, несмотря на подобную власть, мужчина всегда холодно выбирал человека наугад, но теперь все не так. Он стал слишком эмоционально зависим от Лилит: от ее хитрой натуры, скрывающей израненную душу, от милого кокетства, затрагивающей каждую тонкую струну его души, от таинственного прошлого, которое она до сих пор не может отпустить. Все это слишком сильно цепляло его, заставляя идти у нее на поводу, в то же время, как он желал сделать ее полностью зависимой от него, как и она когда-то сделала это с ним.

Габриэль прижал Лилит ближе к своему телу, неотрывно впиваясь в заалевшие от бесчеловечного напора губы. Та, недовольно замычав, принялась щипать его в разных участках тела, выказывая свое болезненное сопротивление действиям Габриэля.

Меньше всего хотелось, отправляясь в другую страну, получить явные свидетельства плотских утех перед встречей с высшими священниками главного пэспеленского храма Корлес. Даже если в Пэспеле уже привыкли к разврату и открытости, все равно нужно знать меру и не показываться на публику в порочном образе, дабы не запятнать имя храма Корлеса, иначе может последовать серьезное телесное наказание.

В карете становилось невыносимо душно, ворот закрытого платья душил девушку, заставляя ту почти что задыхаться от, вытягивающего весь воздух, поцелуя и толстой ткани, сдавливающей горло. Осознав, что атмосфера накаляется и становится более возбуждающей, Лилит прильнула к губам Габриэля, отвечая на пылкий поцелуй, обескураживая на секунду своими действиями мужчину, и с силой прикусило его нижнюю губу так, что на ней остался четкий красный след с слегка кровоточащей раной.

— Будет тебе уроком! — взглянув на капающую с уголка губ кровь, прошептала Лилит, — ты где-то по дороге потерял мозги? Понимаешь же, что мы отправляемся в опасное место, из которого не факт, что выберемся целыми и невредимыми! Тебе стоит стать серьезнее, по крайней мере сейчас, а потом делай, что хочешь.

Габриэль молча уставился на сжатые алые губы и нахмуренные брови девушки, было видно, как она сдерживала себя, чтобы не ударить его и не оставить еще какой-нибудь двусмысленный след на его теле. Такое поведение немного позабавило мужчину, и он издал легкий смешок, за который получил испепеляющий взгляд от девушки.

— Хорошо, сегодня я отступлю.

Лилит проигнорировала подтекст Габриэля и, вновь одев фату, уставилась на картину за окном, в которой иногда глазам попадались и другие проезжавшие мимо кареты или повозки. Ее фигура, казалось, застыла в темно-сером мире, полном беззакония и крови; живой оттенок кожи пропадал, стоило им все ближе и ближе подъезжать к столице королевства Пэспел — Оэт.

Казалось, время растянулось до невозможности, минуты казались часами, а часы — годами. Мерзлая земля, по которой они ехали, сделалась до невозможности холмистой, так, что каждый раз проезжая по снегу, не видимый глазу сугроб либо яма сразу заставляли