— сказала Креза.

Дрен и Эндж отстранились друг от друга, их щеки вспыхнули.

— Береги себя, — сказал он.

— Я сделаю все, что в моих силах. — Они оба рассмеялись, чтобы скрыть свой страх.

Дрен направился к фургону, всю дорогу оглядываясь на Эндж. Он знал, что должен ее оставить, но, одновременно, боялся ее оставлять. Что он сделал? Бросил своих людей, чтобы пойти сражаться вместе с ханранами, особенно сейчас, когда он болен? И еще в горах, не меньше. Ему там не место.

Каждая частичка его хотела повернуть назад и забыть весь этот безумный план, но теперь он был хорошим солдатом. Он выполнял приказы. Поступал правильно. И это была всего лишь простуда.

Он забрался в повозку рядом с Крезой. Остальные были верхом, но Дрен понятия не имел, что делать с одним из этих зверей. Уличный пацаны вроде него не учились ездить верхом — от лошадей мало толку, когда надо бегать по крышам.

— Ты закончил прощаться? — с ухмылкой спросила Креза.

— Ага, — сказал Дрен, бросив на нее ответный взгляд.

— Хорошо. — Креза щелкнула поводьями, и лошади тронулись с места.

— Оставайся в живых, тупой ублюдок, — крикнула Эндж, когда они проезжали мимо.

— Я думаю, она в тебя влюблена, — сказала Креза.

— Надеюсь, — пробормотал Дрен, скорее самому себе, чем Крезе. Он опустился на сиденье и поплотнее запахнул пальто.

Потребовалось некоторое время, чтобы добраться до главных городских ворот и того, что осталось от городской стены. В ней было больше, чем несколько зияющих дыр, но, при необходимости, она выполнит свою работу. У Хасана были люди, которые работали над ремонтом день и ночь, приводя ее в порядок, и не было недостатка в камне и кирпиче, чтобы заделать щели.

Ханраны помахали им, когда они проезжали через ворота. Оттуда они прокатились под аркой в туннель, где Дрен впервые увидел дорогу, уходящую вдаль. Дорогу, по которой он никогда раньше не ездил. Еще минута, и они оказались снаружи и стали пересекать полоску суши, соединявшую Киесун с материком. По какой-то причине он чувствовал, что момент должен был быть более трудным — больше походить на событие, — но не стал. У него защемило внутри, как тогда, когда он расстался с Эндж, но это было все. Он повернулся на своем сиденье, когда Киесун оказался позади них. Он никогда не видел город под таким углом. Каким-то образом Киесун казался меньше и больше не был для него целым миром.

— Что не так? — спросила Креза. — Ты что-то забыл или уже мечтаешь о своей девушке?

— Не-а, — сказал Дрен. — Я просто… Я никогда раньше не покидал город.

— Что? Типа, никогда? — Она посмотрела на него, приподняв бровь.

— Я провел всю свою жизнь в этом месте. Ну, я выходил в море со своим отцом и все такое, работал на его лодке, но кроме этого? — Он сплюнул за борт фургона. — Никогда не видел в этом смысла.

Креза облизнула губы. Она была на добрых десять лет старше Дрена, с волосами, заплетенными сзади в косички, и телом, которое выглядело так, словно она привыкла драться:

— Это хороший город, я признаю это, но он точно не лучший из всех, что есть. Особенно сейчас.

— Не то чтобы я не хотел путешествовать. Просто… Не знаю… Я был ребенком и жил со своими родителями до того, как все это случилось. Я делал то, что они мне говорили. По крайней мере, большую часть времени. Они никогда не покидали город, поэтому и я никогда не покидал город.

Креза пристально посмотрела на него:

— Сколько тебе лет?

— На прошлой неделе мне исполнилось шестнадцать.

— Черт возьми, парень. Я не осознавала. — Креза потерла подбородок. — Ты быстро повзрослел.

— Особого выбора у нас не было.

— Вот в какие времена мы живем, а?

— Ага.

— Твои родители?..

Он пожал плечами:

— Мертвы. Как и все остальные.

— Мне жаль.

— Вот такие у нас времена, как ты говоришь.

Креза покрутила головой, словно разрабатывал шею:

— У меня был брат ненамного старше тебя. Он умер. Это была чертовски бессмысленная смерть на бессмысленной войне, и это все еще причиняет боль. Я все еще злюсь из-за этого и хочу убить виновных. Просто потому, что подобное дерьмо случается постоянно, это не значит, что все в порядке.

Дрен кивнул:

— Мне кажется, что с тех пор, как они умерли, я проводил каждый день в гневе. И гнев заставлял меня делать глупости.

Креза посмотрела ему в глаза:

— Месть правильному человеку никогда не бывает глупой.

— Это не то, что сказал мне Джакс.

Она фыркнула:

— Это потому, что ты хочешь отомстить всему гребаному миру. Большая разница.

В ее словах было что-то... что-то, что Дрен не понравилось, он был уверен.

— Я не имел в виду... — На него напал приступ кашля, забрав дыхание и слова, сотрясая грудь.

— Ты не выглядишь хорошо, — сказала Креза, очень мягко оценивая этот гребаный год.

Дрен фыркнул:

— Простуда.

— Да ну? Или ты слишком много времени проводишь со своими бомбами? — Креза рассмеялась.

Холодок пробежал по его телу. Он слишком хорошо знал, что делали бомбы, как они заставляли его друзей выкашливать кишки, затем писаться в штаны, прежде чем умереть каким-нибудь сморщенным уродом.

Дрен глотнул воды, чтобы унять зуд в горле. Зуд, который никак не проходил. Блядь. Это не шары, так? Или?..

Фургон с грохотом покатил дальше, следуя за четырьмя всадниками. Земля начала подниматься, когда дорога начала карабкаться в горы.

— Ты была шулка? — спросил Дрен, пытаясь думать о чем-то другом, кроме того, как плохо он себя чувствовал и что это могло означать. Он протер глаза, плотнее запахнул пальто. Прошло слишком много времени с тех пор, как он хоть как-то спал. Еще одна причина, по которой ему следовало остаться. Еще одна причина, по которой он был болен.

— Да, — сказала Креза. — Мы все были. — Она махнула на остальных четверых. — Мы были в Гандане с генералом, когда вторглись эти ублюдки.

— На что это было похоже?

— Ты был в Киесуне, когда они пришли, верно?

— Ага.

— И ты не знал, что происходит или как ты собираешься выживать от одной минуты