Шрифт:
Закладка:
«Мы вошли в хату украинца […]. К дому на конях подъехала банда, может 30, а может 40 человек […]. Один вошел и с порога спросил: “Хде тут полячка Франя?” […]. Я ему ответила по-украински: “А ежели это я полячка Франя, так мне нельзя жить?” Ребенок вцепился мне в шею и шептал: “Не говори по-польски, не говори по-польски”. Я молилась, глядя ему прямо в глаза, которых я никогда не забуду[.]. Мой хозяин тем временем убеждал украинца, что тут нет никакой полячки Франи, а эта — “полоумная”. “А где она венчалась?” — допытывался тот. “Ну как где? В церкви, а где могла венчаться?” [.]. Бандиты стали уезжать [.]. Вдруг я услышала за собой какой-то грохот. Это хозяин, пытаясь сесть на стул, свалился на пол. У меня начались какие-то судороги, зуб на зуб не попадал[.], а остальные домочадцы стояли, как загипнотизированные [.].
Заботились о нас украинцы из Велимча, которые принесли молоко для ребенка и еду.
Около 10 дней мы прятались в лесу […]. Украинец Сав-лук сперва взял мою мать и Юзю, и перевез их в Ратно, а через пару дней другой украинец, фамилии которого я не знаю, а только его прозвище, Гремучий Романко, отвез меня с ребенком, мужа и его двоюродного брата тоже в Ратно. Дочка его, Мария, принесла буханку хлеба и клин сыра в дорогу, провожая нас с плачем. В Ратно всеми беженцами из Дошно занимался и очень помогал украинец Козёл, а также его жена».
В 1990 г., в сорок седьмую годовщину трагедии, в Дошно открыли пять мраморных досок с фамилиями убитых поляков. Украинские власти пригласили на церемонию Францишку Косиньскую и ее дочь[518].
6. Ковалёвка, гмина Тужиск, Ковельский повят — польское поселение с 2 украинскими семьями.
29 августа 1943 г. от рук УПА погибло около 20 поляков. Некоторые из жителей успели покинуть послеление и добрались до Владимира Волынского. О запланированном нападении их предупредили украинцы из соседних Рёвушек — Омельян Бойчун и Миколай Са-рапко. Бойчун за помощь полякам заплатил жизнью.
Другой украинец, Иван Березюк, прятал в своем доме и тайно вывез во Владимир Анелю Табурскую и ее сына Веслава. Семья Березюков укрывала и кормила также двоих молодых поляков — Зофью Пущевич и Виктора Коссаковского, которые затем были выслежены и погибли[519].
7. Старый Вишневец, гмина Вишневец, Кременецкий повят — украинская деревня, в которой также проживало 50 польских семей.
В феврале 1944 г. уповцы заперли и сожгли в костеле Св. мученика епископа Станислава несколько десятков поляков. Те, что остались в деревне, прятались в укрытиях, в т. ч. в семьях украинцев Сороко, Гала, Наталки и Князя. Они с риском для жизни укрывали поляков из семей Стемплёвских, Круликовских и Дутковских, всего 28 человек. Они были выслежены уповцами и 26 февраля убиты.
Мария Стемплёвская вспоминала, как ее и ее дочь приютила украинка Мендзалиха:
«“Мужу и детям, которые погибли, уже не поможешь, ты должна сама позаботиться о своей безопасности”. Она укрыла нас обеих в своем доме. Ночью пришли бандеровцы, чтобы убить ляшку с ребенком. На защиту меня и моего ребенка встал сын Мендзарихи, тоже бандеровец, и не позволил совершить очередное убийство».
Выжила также Антонина Свентковская с четырьмя детьми, — пишет о своей тетке Стефания Круликовская. Украинка спрятала их в яме, выкопанной под хлевом. Идя доить коров, украинка приносила им хлеб, а самых маленьких детей взяла домой и прятала их в хлебной печи[520].
8. Кошув [Кошiв], гмина Торчин, Луцкий повят — украинскопольская деревня.
29 июня 1943 г. уповцы убили тридцать одного поляка, немногим удалось спрятаться. Укрытие и помощь им предоставляли украинские семьи Сапожников и Шереметов, семья Константина Бойчука, а также Иван Гродский и Семен Яцюр.
Одна из польских семей за 2 часа до нападения практически силой была отведена знакомым украинцем, сыном Петра Бамбулы из Линёва (гмина Свинюхи, Гороховский повят) в хозяйство его отца. Там они прятались несколько дней. Раненую жену Юлиана Соколовского украинцы отвезли в больницу, а двух спасшихся детей взяли под опеку.
Семью Марианны Бонк предупредила о нападении 23-летняя Шура Сапожник.
«Мы чудом уцелели, — пишет Ирена Юстина, урожденная Бонк. — Мы сидели все время на этом сеновале, и никто нас не выдал. Некоторые украинцы относились ко мне очень хорошо и с симпатией, например, Бойчук Костик — мы вместе с ним выкопали такой бункер. Наверху была подвижная крышка, на ней росла трава. Часто мы там прятались от бандитов. Ивасик Шеремет, молодой украинец — ему было 13–15 лет — информировал нас о намерениях и передвижениях банд. Также некоторые украинцы, которые сочувствовали полякам, разделили с ними ту же самую судьбу.
Шура Сапожник, самая красивая девушка в деревне […]. Я помню, как она оплакивала вместе с моей мамой мою сестру Ванду и сочувствовала полякам […]».
В июле 1943 за сочувствие к «ляхам» и отказ выдать укрытие ее брата Толика, который отказался участвовать в акции против поляков и вступать в УПА, Шура Сапожник была убита уповцами.
От их рук, за сокрытие места, где прятался их брат Роман, женатый на польке и отказавшийся вступать в УПА, участвовать в убийствах поляков и убить свою жену, погибли украинцы братья Ян и Петро Черваки.
12-летняя Ольга Червак спасла польку, свою младшую подружку:
«Однажды я пошла с ней в церковь в Садове, — вспоминает Сабина Круликовская, урожденная Тарнавская. — Там происходило что-то очень необычное. Украинцы приносили секиры, вилы, ножи, а поп святил их, чтобы они шли убивать поляков и этим заложить фундамент свободной Украины. Тогда она тихонько вывела меня из здания и показала тропинку, велев быстро убегать».
В конце августа 1943 г., когда семья Тарнавских бежала в Локачи, украинец с польской фамилией Войцеховский привез им хлеб.
«Привез он нам в Локачи кварту пшеницы и кварту ржи. Он сказал тогда отцу: “У тебя, Мариан, нету хлеба, так я тебе привез, потому что
