Шрифт:
Закладка:
Я сую конверт в щель ее шкафчика, не заботясь о том, что некоторые фотографии могут порваться.
Глава пятьдесят третья. Мэри
В среду во второй половине дня во время последнего урока я стою на парковке рядом с машиной Рива и изо всех сил пытаюсь сосредоточиться.
Это нелегко, ведь я так счастлива. Видеть, как Рив в последние несколько дней ходит по школе, как ни в чем не бывало, и знать правду, ведь я вижу его насквозь. Он несчастен, и я наслаждаюсь этим.
Дверь не двигается. Я усиливаю концентрацию. Если бы я имела представление, как устроен дверной замок, возможно, мне бы удалось заставить его открыться.
Открывайся, открывайся, открывайся!
Мне нужно залезть в машину Рива до конца урока, я хочу оставить ему подарок. Цепочку с маргариткой, которую он преподнес мне в 13 лет. Когда-то она была самым ценным, что у меня есть, я никогда ее не снимала, даже в ванной. Я нашла ее прошлой ночью, когда собирала вещи. Я не видела ее с осеннего бала. Это идеальный прощальный подарок.
Я хочу повесить его на зеркало заднего вида, пусть он думает обо мне. Я знаю, что сейчас он не сможет понять, что именно я виновата в том, что он получил травму, что именно я – причина всех его несчастий. Но я очень надеюсь, что эта цепочка будет намеком и потом до него дойдет, что он страдает за свои прошлые грехи. Именно этого он и заслуживает.
Завтра я со всем покончу. Ничего этого я больше не хочу.
Я засовываю руку в карман пальто, нащупываю маргаритку и сжимаю в руке так сильно, что если бы это был уголь, он бы превратился в бриллиант.
Щелк.
Обе двери: и водительская, и пассажирская открываются так быстро, будто распрямилась тугая пружина. Вся подвеска дрогнула, и тут же взвыла сигнализация. У меня мало времени.
Я забираюсь на переднее сидение, вешаю маргаритку на зеркало и толкаю ее пальцем. Она начинает раскачиваться, как маятник, точно посередине ветрового стекла.
Потом я вылезаю из машины и иду прочь, даже не закрывая дверь. Ведь звонок уже прозвенел, и из школы начали выходить ученики.
Глава пятьдесят четвертая. Кэт
Еще один день перед рождественскими каникулами. В школе никто толком уже не учится. Сегодня на трех уроках я смотрела кино. Нельзя сказать, что это меня не устраивает.
Я беру с собой в библиотеку бутерброд, чтобы заодно проверить почту. С тех пор, как я отослала заявление о досрочном приеме в колледж, я делаю это каждый день. Вообще-то в библиотеку нельзя приносить еду и напитки, но я обо всем позаботилась заранее. Ролл с курицей спрятан в рукаве фланелевой рубашки, а бутылка с содовой лежит в рюкзаке, который я поставила между коленей.
Мне пришло два письма. Одно – петиция против насилия над щенками от моей тети, а второе из Оберлина.
Я задерживаю дыхание, и быстро пробегаюсь взглядом по экрану.
– О боже. О черт. Черт, черт, черт, черт.
Библиотекарша немедленно бросается ко мне. Мне кажется, она неделями ждала возможности поймать меня за нарушением правил, чтобы выставить отсюда. Я клянусь, эта женщина хочет иметь чертову библиотеку полностью в своем распоряжении.
– Вы не можете здесь использовать подобный язык, мисс Де Брассио. Я сейчас выпишу вам….
Чтобы она ни собиралась сказать, я не даже дожидаюсь, пока она закончит. Я отодвигаю стул, перекидываю сумку через плечо и мчусь в кабинет к мисс Чиразо. Я врываюсь внутрь, не удосужившись постучать.
Она занимается с другим студентом. Пухлый и низенький первокурсник в полосатой майке поло. Они оба оборачиваются и удивленно смотрят на меня. Я не понимаю этого сразу, но из моей сумки вытекает ровная струя содовой из перевернутой бутылки.
– Черт! – кричу я изо всех сил, потому что это единственное слово, которое приходит мне на ум. И начинаю реветь как ребенок.
Мисс Чиразо даже не смущена, она методическая машина.
– Кэт, сейчас же присядь, – произносит она голосом сержанта-инструктора. Я падаю в кресло рядом с пухлым парнем, хватаюсь за голову руками и всхлипываю. Мисс Чиразо поворачивается к мальчику и говорит, – Билли, я найду тебя позже.
Я бросаю на Билли-как-его-там уничижающий взгляд:
– Ты ничего не видел, – я выдавливаю сквозь зубы.
Мисс Чиразо провожает парня до двери и захлопывает ее с такой силой, что бумаги на столе начинают дрожать. Затем она бросается ко мне. Она садится рядом на место, которое освободил Билли. Я стираю сопли рукавом, но их вытекает все больше.
– Что случилось?
Я хочу посмотреть на нее, но не могу.
– Я не попала в Оберлин, вот что случилось! – вслух это звучит так, как будто мне влепили чертову пощечину.
– Ты получила от них письмо?
– Нет, это был e-mail. Автоматизированное письмо, они даже лично не могли ничего написать. Жестокие ублюдки, – я едва выговариваю слова, – Я написала в этом чертовом эссе, что мечтаю там учиться. Я написала, что моя мать мертва, и что я хочу исполнить ее мечту. И у них не хватает приличия, чтобы написать мне личный ответ?
– Что в нем точно было написано?
Я со злостью гляжу на нее, огонь в моих глазах:
– Вы что, черт возьми, глухая? В нем написано, что я не прошла! – Я тут же хочу взять слова назад. Я не хочу вести себя как сука с мисс Чиразо. И мне не стоило ругаться при ней. Она всегда была добра со мной.
Миссис Чиразо не кричит на меня и не прогоняет. Вместо этого она делает жест, чтобы я поднялась, и усаживает меня за свой стол. Она наклоняется над моим плечом и открывает Интернет на компьютере.
– Покажи мне. Покажи мне, что они тебе прислали, – я делаю, как она сказала. Я разворачиваю чертово письмо на весь экран, чтобы она сама прочитала его.
Она читает его намного внимательнее, чем я. Проходит несколько секунд, прежде чем она начинает говорить:
– Кэт, это всего лишь значит, что ты не прошла в предварительный отбор. Твое письмо было передано к другим заявкам. У тебя все еще есть шанс.
Предполагается, что после этих слов я должна почувствовать себя лучше, но этого не происходит:
– Если они не заинтересованы в моей заявке в предварительном отборе, они не заинтересованы во мне вообще.
– Это не так, совсем не так. Здесь сказано, что ты