как будто бы я не понимала английский.

– Я знаю, как играть в салки, – сказала я как можно грубее. Я всегда ненавидела, когда люди принимали меня за азиатку, не знающую английского языка. Это выводило меня из себя.

– Не похоже на то! – он побежал от меня спиной вперед.

Я отпустила руку Нади и припустила за ним.

Мама и мужчина кричали нам в след, но я не остановилась. Мне так хотелось его поймать.

Хотя мужчина сказал, что Рива обычно не было на стройке, он пробежал сквозь мой дом так быстро, будто бы уже не раз здесь бывал. Он знал все повороты и углы. Он перескочил через груду дерева, поднырнул под двумя пильными козлами. Он был быстрым, но и я не отставала. Я бы опередила его, если бы не мои туфли.

Когда он завернул в дверной проем, я его догнала. В последний момент он как будто передумал бежать вперед. И я врезалась в него и осалила с такой силой, что он полетел через всю комнату, скользя по полу.

Это был только что залитый цемент. За ним остались сумасшедшие следы.

Я резко выдохнула.

– Черт побери, Рив!

Я повернулась и увидела отца Рива с покрасневшим лицом. Он вошел в комнату, оставляя за собой большие следы от ботинок. Думаю, он не боялся испортить покрытие, поскольку Рив уже позаботился об этом. Он поднял его за ворот рубашки, как кошки поднимают своих детей. Только он не был аккуратен. Он выглядел так, будто готов убить Рива на месте. И Рив тоже испугался. Он даже поменялся в лице.

Мой голос прозвучал как писк.

– Э…это моя…

Это была моя вина, я толкнула его, но Рив не дал мне сказать этого.

– Прости, пап. Это я виноват.

Мама и Надя добежали до нас и тоже выдохнули.

Увидев их, отец Рива опустил его на землю.

– Мы здесь все исправим, бесплатно, конечно, – он поглядел исподлобья на Рива и процедил сквозь сжатые зубы, – забирайся в грузовик. Сейчас же.

– Так точно, – ответил Рив.

Мне было его очень жалко. Мама посадила меня и Надю в машину. Когда мы уезжали, я увидела, что он сидит на прицепе грузовика, принадлежавшего его отцу, с таким видом, будто его уже отругали. Но он не выглядел напуганным.

Он улыбнулся мне.

Глава пятьдесят шестая. Кэт

В Рождественское утро мой план заключался в том, чтобы встать пораньше и приготовить блинчиков для всей семьи. Но я поздно легла, засмотревшись Рождественскую Историю с Пэтом, и проспала. К тому времени, когда я наконец-то выбираюсь из кровати, на часах уже больше десяти.

Я надеваю свой поношенный халат поверх майки и плетусь на кухню, чтобы сделать себе кофе, и с удивлением обнаруживаю папу с Пэтом за столом. Пэт согнулся над миской со вчерашним супом, а папа пьет кофе.

– С Рождеством, Де Брассио, – говорю я, мой голос, все еще охрипший после сна, – Я хотела встать пораньше и приготовить оладьи, но…

– Но ты маленькое ленивое дерьмо? – заканчивает за меня Пэт, чавкая супом.

Я усмехаюсь и наливаю себе чашку кофе.

– Как и мой старший брат.

Я забираю кофе с собой и иду в гостиную, чтобы включить праздничную гирлянду на елке. Под деревом пусто. По традиции Де Брассио мы вручили друг другу подарки накануне вечером. Я подарила отцу новую удочку, на которую долго копила, а Пэт – винтажную итальянскую переводную картинку с мотокроссом из Интернета. Мой папа подарил мне чек на сто баксов, а Пэт обещал передать мне подарок позже. Черта с два. Пэт постоянно задерживает чужие подарки.

Я включаю телевизор, и по нему опять идет Рождественская история. Фильм уже заканчивается, они в китайском ресторане и официанты поют «Deck the Halls» и совсем не могут произнести звук «л». Это чертовски по-расистски, но, несмотря на эту сцену, фильм хороший.

Отец с Пэтом заходят в комнату, и папа говорит:

– Кэтрин, кажется, под деревом лежит еще один твой подарок.

– Проверь глаза, старик! – отвечаю я, указывая на пустой ковер.

– Пэт, – гаркает отец, – ты должен был положить его под дерево этим утром!

– Спокуха, спокуха, – отвечает Пэт, идет в свою комнату и выходит с коробкой, завернутой в упаковку с Санта Клаусом. Он протягивает ее мне.

– Держи.

Я перевожу взгляд с отца на Пэт.

– Что это?

Пап широко улыбается.

– Открывай.

Я начинаю разрывать упаковочную бумагу – это новый ноутбук. У меня отваливается челюсть.

– Невозможно!

– Это тебе для колледжа, Кэтрин.

В моем горле встает огромный ком, и на глаза начинают наворачиваться слезы.

– Как… как вы смогли позволить такое?

– Я закончил то каноэ на прошлой неделе, – говорит папа, светясь от гордости, – и Пэт помог.

Я смотрю на Пэта, он стоит, привалившись к дверной раме, со скрещенными на груди руками.

– Серьезно?

– Да, чувиха. Я задницу надорвал, чтобы вложиться, так что лучше тебе не вылететь из Оберлина, – Пэт грозит мне пальцем.

Я вытираю глаза рукой.

– Меня еще даже не приняли, – я должна сказать им о моем провале с ранним набором, но у меня не хватает духу.

– Ты поступишь, – говорит Пэт.

– Даже если и так, до этого еще далеко… Может будет лучше, если я пойду в колледж поблизости, чтобы я могла возвращаться домой и помогать вам со всем.

– Ни в коем случае, – заявляет папа, – сразу после выпуска, ты переедешь. Твоя мама бы не хотела для тебя ничего иного.

Я почти не вижу его сквозь слезы.

– Спасибо большое.

Пэт наклоняется вперед и произносит:

– Мы с отцом и сами справимся. Твоя задница едет в Оберлин. Ты будешь получать одни «отлично», разбогатеешь на какой-нибудь крутой работе и будешь присылать нам кучу бабла.

Я смеюсь.

– Ты будешь жить дома через пять лет? Неудачник.

Я встаю и на подкашивающихся ногах обнимаю их обоих.

Глава пятьдесят седьмая. Лилия

Рождество проходит как в тумане. Утром мы по традиции идем в церковь. Когда возвращаемся, папа готовит корейский суп с рисовыми пирожками, а мама печет замороженные роллы с корицей, которые она заказала у Неймана Марка. Мы едим, а потом открываем подарки. Мне достается новый ноутбук, мятно-лавандовый кашемировый свитер, новые ботинки для верховой езды и небольшие мелочи, вроде моих любимых духов и крема для лица с экстрактом клевера из Нью-Йорка.

Я должна радоваться, потому что я люблю подарки и получила все, о чем просила, и даже больше. Надя визжит от восторга, обнимая маму с папой каждый раз,