никаких признаков такого умопомрачения, которое проявлялось в его домашних беседах, кроме странной нервозности и озабоченности. Но в свободное время он имел склонность говорить о безымянных существах в устрашающей манере, описывая отвратительных тварей частично и намёками, обещая космические откровения, если слушателям хватит терпения.

«Да поможет нам Бог — какие ещё инопланетные силы есть у Лайонела Фиппса, какие замыслы дремлют в голове этого безумца? Та женщина, которую Джеймс привёз со встречи в Темпхилле, о которой он никогда не говорил — была ли она просто одной из участниц шабаша или чем-то, что они подняли из могилы с помощью своих ужасных ритуалов? Согласно подслушанному диалогу Лайонела, со своей матерью, он должен был выполнять какие-то операции, чтобы она продержалась — возможно, он имел в виду, что она распадётся, если он не сохранит ее ужасную полужизнь… И теперь у Фиппса есть информация, которую он искал, и никто не знает, что он может с её помощью сделать. Какой скрытый ужас он собирается выпустить оттуда, где, по его сведениям, этот ужас прячется? Он сказал, что ждать придётся долго — если знать правильные слова, то можно будет запечатать всё, что пребывает в ожидании… Или, вероятно, можно уничтожить самого Фиппса — в конце концов, существо, рождённое от такого ненормального союза, должно быть подвержено тайным влияниям…»

Как и следовало ожидать, те, кто слышал странные бредни Честертона, не реагировали на них. Такие вещи могли происходить в Темпхилле или Гоутсвуде, но они не могли повлиять на здравомыслящих жителей Брайчестера, где колдовство, по крайней мере, не практиковалось открыто.

Прошло более тридцати лет, и не произошло ничего, что могло бы поколебать самодовольство тех, кто с такой уверенностью отвергал теории Честертона. Конечно, сотрудники университета часто сталкивались с ужасами, о существовании которых они и не подозревали, так как иногда их призывали обезумевшие жители различных поселений, чтобы справиться с необычными тварями, что выползали из своих укрытий. 1928 год стал особенным годом ужаса, с необъяснимыми событиями во многих местах, как вокруг Северна, так и далеко за его пределами; и профессора теперь были более склонны верить диким рассказам о существах из другого плана существования, которые вторглись в эту вселенную. Но Честертон всегда был очень сдержан в присутствии авторитетов, и он ошибочно полагал, что они объяснят любую неестественную ситуацию якобы научным способом. Он всё больше и больше читал астрологические таблицы и тайные книги, и вздрагивал, когда замечал, как близко звёзды приближаются к определённым позициям. Возможно, он уже тогда разрабатывал план уничтожения легендарной угрозы, которую должен был выпустить Фиппс; записи Честертона не проясняют этот момент.

Тем временем среди более доверчивых обитателей Клоттона нарастал ужас. Они обратили внимание на громкость шума в холмах и поспешили отметить частые визиты Фиппса к мосту через медлительную реку и то, как посреди ночи вспыхивали огни в его лаборатории. Важность, придаваемая, казалось бы, тривиальной находке, сделанной ребёнком в Речном Переулке, была поразительна, ибо всё, что было найдено, — это торопливый набросок на клочке бумаги. Лихорадочные поиски этого клочка Честертоном, когда он услышал о нём, поразили более просвещённых людей, знавших его; хотя те, кто учился в Брайчестерском университете, возможно, не имели склонностей к насмешкам, поскольку они были знакомы с вещами, существование которых не признается наукой.

Когда Честертону удалось раздобыть набросок и сравнить его с иллюстрацией из «Некрономикона», он обнаружил, что они изображают один и тот же вид воплощённого уродства, хотя и в совершенно разных позах. Единственным правдоподобным объяснением этого наброска было то, что кто-то, неистово подслушивающий у дома Фиппса, скопировал какую-то картину, мелькнувшую сквозь ставни; по крайней мере, именно это предположила миссис Аллен, отдавая Честертону тот самый клочок. Сравнивая иллюстрацию из «Некрономикона» и набросок на бумажке, Честертон составил изображение некоего существа, хотя детали обеих картин были расплывчатыми. Из эллиптического тела торчали восемь крупных рукоподобных отростков, шесть из которых были снабжены плавниками, а два других — щупальцами. Четыре ноги с перепонками на концах располагались в нижней части тела и использовались для ходьбы в вертикальном положении. Две другие находились рядом с головой, и их можно было использовать для передвижения подобно крокодилу. Голова соединялась непосредственно с телом, она была овальной и безглазой. Вместо глаз в центре головы располагался отвратительный губчатый, круглый орган; над ним росло что-то отвратительно похожее на паутину. Ниже располагалась похожая на рот щель, которая тянулась, по крайней мере, на половину окружности головы, окаймлённая с каждой стороны щупальцевидным придатком с чашевидным наконечником, очевидно, он использовался для доставки пищи в рот. Всё это было больше, чем просто чуждое и ужасающее чудовище; оно было окружено аурой невероятного, затерянного в вечности зла.

Узнав об этом, жители Клоттона ещё глубже погрузились в истерический страх. И они быстро поняли, что Фиппс становится всё более скрытным в своих ночных приключениях — он выбирал хитрые маршруты для посещения реки, и делал это всё чаще. В то же самое время, хотя никто другой не знал об этом, Филипп Честертон отмечал приближающееся соединение звёзд и скоплений, которое, как говорили, предвещало ужасные события. Более того — он боролся с желанием уничтожить существо в том доме в Речном Переулке, прежде чем скрытая первобытная раса сможет освободиться. Ибо Честертон собрал мощную формулу из разных страниц Альхазреда, и он чувствовал, что она может уничтожить выживших Фиппсов и загнать подземных существ обратно в их тюрьму. Но осмелится ли библиотекарь высвободить элементарные силы даже ради того, чтобы предотвратить такую чудовищную угрозу, которую он ожидал? Он размышлял над рисунками ужасного существа, и страх перед силами, с которыми Честертону предстояло сразиться, отступил.

Так уж случилось, что в ночь на 2 сентября 1931 года двое мужчин пытались отодвинуть завесу, что скрывает затаившиеся аморфности за пределами нашего плана существования. Пока ночные козодои выжидательно кричали в холмах, а всё возрастающие сообщения о безымянных тварях, попавшихся на глаза случайным путникам, наводили ужас на суеверных, в кабинете Филиппа Честертона до глубокой ночи горел свет, и он стучал в странный чёрный барабан, добытый им в университете, повторяя ужасное заклинание, которое сам же и придумал. В то же самое время Лайонел Фиппс стоял на мосту через приток Северна, глядя на Фомальгаут, сверкающий над горизонтом, и выкрикивал слова, которых не слышали на Земле целую вечность.

Только благодаря удивительному совпадению случилось так, что группа горожан с винтовками возвращалась со стрельбища и тропа вела их вдоль берега реки Тон. Кажется даже неправдоподобным, что они направлялись к мосту как