Шрифт:
Закладка:
Но даже в этот период существовали грозные симптомы надвигающегося заболевания всей имперской структуры. Империя переросла свою мощь, и ее настоящая сила заключалась в местном населении Италии. При Августе уровень рождаемости в Италии начал снижаться. Это значило, что новых солдат, которые постоянно требовались империи, приходилось набирать из неримских народов – тех самых племен, которые до недавнего времени были врагами Рима.
«Расточительности почти непрерывных войн, – пишет Х. А. Л. Фишер, – практика детоубийства, рост излишеств и неорганизованности, неспособность науки того времени справиться с санитарными проблемами больших городов, были среди причин, внесших самый весомый вклад в истощение людских ресурсов двух ведущих стран Средиземноморья [Италии и Греции]». На самом деле условия, приведшие к разделению Римской империи востока и запада, имели множество причин. Самой важной из них определенно было расширение границ, сделавшее необходимым наличие постоянной регулярной армии, которая стала слишком большой, чтобы в ней служили только итальянцы.
Одним из результатов создания в разных провинциях армий, состоящих из жителей этих провинций, стало соперничество этих армий между собой. Они были преданы скорее своему местному военачальнику, чем какому-то императору, находившемуся в тысячах миль от них в столице империи. Так возникла трагическая ситуация, в конечном счете подорвавшая богатство и силу Рима: по всему средиземноморскому миру полководцы воевали с полководцами, а крупные армии выдвигали и свергали императоров.
III век стал грустной противоположностью своим предшественникам. Помимо кровопролития, которое постоянно имело место из-за конфликтов разных римских армий, возникла другая серьезная угроза всей имперской структуре. Начиная с середины III века над северными границами Италии, словно черная грозовая туча, нависли готы. Этот тевтонский народ, который, по-видимому, изначально мигрировал с восточных границ Скандинавии, начал движение на юг, к солнцу и морю. Вся Европа до самых низовьев Дуная подвергалась систематическим набегам, и в конце концов римлянам пришлось оставить провинцию Дакия (современная Румыния). В 251 году император Деций был разгромлен и убит после того, как вытеснил их обратно с Балкан. В течение десяти лет после его смерти готы совершали набеги на Причерноморье, а в 263 году напали на Афины, Коринф и Спарту и разграбили их. Известный храм Артемиды в Эфесе был сожжен дотла, и над всей восточной империей нависла тень распада. Неудивительно, что, по мере того как Восток все больше становился предметом беспокойства, центр тяжести римского мира начал смещаться.
Но даже учитывая тревожное положение на Востоке, Римская империя не разделилась бы так резко и окончательно, не будь серьезных проблем и в западных провинциях. Но в этом веке, похоже, вся Европа пришла в движение. Германские племена алеманнов, к примеру, постоянно вторгались в римские владения, а один раз даже нанесли удар по Италии, лишь немного не дойдя до стен Рима. Тем временем другое германское племя устремилось в Испанию и разграбило Таррагону, что на северо-востоке Иберийского полуострова. «Неудивительно, – отмечает Р. Х. Бэррой в «Римлянах», – что отдельные части империи стали предпринимать независимые шаги, чтобы спастись, создавая собственные государства и армии и отвергая центральное правительство». В 285 году Караузий, римский командующий британским флотом, объявил себя независимым императором Британии. Учитывая крайне тревожную ситуацию, император Диоклетиан в конце концов реорганизовал империю, разделив ее на две части, восточную и западную.
Если бы сенат, как в дни республики, действительно держал в руках бразды правления, Рим мог бы сохранить положение центральной власти. Но исполнительная власть была доверена императору, из чего следовало, что где он, там Рим или тот аспект Рима, который представлял все, за исключением самого города.
Рим, который Ювенал высмеивал в своих сатирах много лет назад, остался.
Родину брошу, пока седина еще внове и старость
Стана не гнет, пока у Лахесы пряжа не вышла,
Сам на ногах я хожу и на посох не опираюсь.
Пусть остаются себе здесь жить Арторий и Катулл,
Пусть остаются все те, кто черное делает белым,
Те, кто на откуп берут и храмы, и реки, и гавань,
Чистят клоаки, тела мертвецов на костер выставляют,
Или продажных рабов ведут под копье господина…
…Телеги едут по узким
Улиц извивам, и брань слышна у стоящих обозов, —
Сон улетит, если спишь ты как Друз, как морская корова.
Если богач спешит по делам, – над толпы головами
Всех раздвинув, его понесут по просторной либурне,
Там ему можно читать, писать или спать по дороге,
Ежели окна закрыть…
Где бы тебе показать под портиком женщин достойных
Жертвы твоей? Разве можешь найти ты в театре такую,
Чтобы выбрал ее и мог полюбить безмятежно?
Видя Бафилла, как он изнеженно Леду танцует,
Тукция вовсе собой не владеет, а Апула с визгом,
Будто в объятиях, вдруг издает протяжные стоны,
Млеет Тимела (она, деревенщина, учится только);
Прочие всякий раз, когда занавес убран, пустынно
В долго закрытом театре и только на улицах шумно
(После Плебейских игр – перерыв до игр Мегалезских), —
Грустно мечтают о маске, о тирсе, переднике Акка…
Тем, кто богаты, тем авгур фригийский дает разъясненья,
Или индус нанятой, что сведущ и в небе, и в звездах,
Или этрусский старик, что молнии в Риме хоронит.
Жребий плебеек сокрыт на окраине города, в цирке.
Женщины эти, надев золотую цепочку на шею,
Возле столбов цирковых и колонн с дельфином гадают,
Бросить кабатчика ль им и пойти за старьевщика замуж?
(Переводы А. Фета, А. Адольфа, Д. С. Недовича и Ф. А. Петровского)
Рим, о котором Ювенал (знавший его) писал с такой язвительностью и который Гиббон (с безопасного расстояния) назвал местом, где «условия для человеческой расы были счастливыми и благоприятными», существовал еще несколько веков. Только в 476 году Роман Августул был низложен, и император в
