отличие от выступления А. И. Неусыхина, представляла собой признание основных обвинений. А вот Ф. А. Коган-Бернштейн высказалась вполне по-боевому. Она признала наличие ошибок, но отвергла утверждение о том, что она искусственно оторвала свое исследование «Утопии» от социального контекста. «Я хочу еще раз повторить, что ошибки имеются у многих работников нашей кафедры, и, несомненно, я тоже несвободна от этих ошибок… Но я думаю, что вся моя повседневная работа показывает, во-первых, что я имею основание так же, как и А. И. Неусыхин, считать себя марксистом не с сегодняшнего дня. Я на этом воспитана, я на этом выросла, это органически связано с моим мышлением», — подчеркнула Коган-Бернштейн [1024].

М. А. Барг, обвиненный в преклонении перед дореволюционной медиевистикой, говорил о том, что его неправильно поняли, и он всего лишь хотел показать значение русской науки для мира[1025].

Наконец, итоговое слово взял Е. А. Косминский. Он постарался хоть как-то сбить горячку публичных разоблачений и поиска врагов: «Самым худшим, мне кажется, было бы, не разоблачив, называть каждого, у кого имеются ошибки, агентом англо-американского империализма и выбрасывать его из своей среды. Это, мне кажется, очень неподходящий способ»[1026]. По его мнению, все выступавшие не «упорствовали в своих ошибках», хотя и те, кто «нападал», были не всегда правы.

Косминский признал, что кафедрой он не руководит в должной мере. Причиной тому он назвал плохое здоровье. И в случае, если сектор и кафедра решат, что он не может ими руководить, он покинет свои должности.

Отдельно академик остановился на речи Дорошенко, сказав, что «некоторые из упреков меня очень больно задели и показались мне не совсем справедливыми»[1027]. Относительно «Византийского временника» он заявил, что не может отвечать за все, напечатанное в этом издании, а сам он оказался одним из первых, кто подверг его критике. Более того, Косминский призвал не безвольно признавать свои ошибки, а отстаивать свое мнение, если оно верное: «Мы должны стремиться к выявлению истины и в тех случаях, когда мы не правы, сознаваться в нашей неправоте, а когда мы чувствуем себя правыми, то защищаться, потому что большая ошибка — оставлять неправильные обвинения не опровергнутыми»[1028].

Н. А. Сидорова тоже взяла заключительное слово. Она настояла на том, что труды Неусыхина проповедуют «космополитизм». Касаясь выступавших, она с удовлетворением отметила речи молодых З. В. Удальцовой, Старостина и Сапрыкина. Разбирая ответы, «товарищей, которые были затронуты в докладе и прениях», Сидорова признала верным только выступление В. М. Лавровского. Остальные «ответы-оправдания» были «совершенно неудовлетворительны». В качестве примера была названа речь Коган-Бернштейн. Сидорова напомнила, на следующий день пройдет заседание Ученого совета МГУ и там такие выступления не нужны. «Наша общественность ждет от людей, которые являлись до сих пор проводниками буржуазного космополитизма, от Неусыхина, Горянова, Лавровского честного признания своих ошибок на публичном заседании Ученого совета»[1029].

Кроме того, Сидорова потребовала разобраться с теми, кто аплодировал Неусыхину. «Аплодисменты части студенчества… я рассматриваю как антипатриотическую, антипартийную манифестацию и думаю, что эта манифестация не может не привлечь внимание партийной организации института.»[1030].

3. События в Институте истории АН СССР

Институт истории начали сотрясать гонения на евреев еще в ходе дела Еврейского антифашистского комитета (ЕАК)[1031]. В рамках арестов видных деятелей еврейской культуры в СССР 13 января 1949 г. под стражу был взят сотрудник сектора Новой истории И. С. Юзефович. До этого он был членом партии, работал в Совинформбюро. Его объявили еврейским националистом[1032]. Вслед за ним аресту подвергли еще одно сотрудника сектора, редактора-переводчика А. Я. Гуральского[1033]. Положение института усложнилось, усиливалась атмосфера подозрительности и вражды[1034].

Но настоящий погром начался весной. Как это обычно и бывало, первыми на новые директивы откликнулись партийные ячейки. Так, уже 10 марта состоялось заседание общего партийного собрания Института истории. Оно проходило по следам IX Московской областной и VIII городской объединенной конференции ВКП, на которых прозвучало требование разгромить «космополитов» во всех учреждениях.

Вступительный доклад сделал заместитель директора С. Л. Утченко. Он признал, что и в исторической науке можно обнаружить проявление «космополитизма». Среди примеров он назвал уже неоднократно битых Н. Л. Рубинштейна и О. Л. Вайнштейна. Появились и новые жертвы. Так, в книге С. Б. Кана «Два восстания силезских ткачей. 1793 и 1844 гг.» (М., 1948) «совершенно игнорируется национальный вопрос, ничего не говорится о связях Силезии с Польшей, Чехословакией и Россией»[1035]. В учебнике по истории СССР для вузов, по словам выступавшего, мировоззрение Радищева «безобразно» искажено, будучи представленным как «конгломерат западных просветителей». Заключение не сулило ничего хорошего для Института истории: «Главная задача — это борьба с буржуазным космополитизмом, и в этой связи необходимо просмотреть всю продукцию института»[1036].

А. Д. Удальцов обратил внимание на состояние журнала «Вопросы истории», заявив, что в его работе имеются элементы семейственности. Он призвал активизироваться историков-коммунистов, которые, по его мнению, избегают участвовать в дискуссиях[1037]. С оценкой, данной журналу, согласился и представитель его редколлегии И. А. Кудрявцев. Он признал, что влияние издания на историческую науку было незначительным. На его страницах не подвергалась критике работа И. И. Минца и его помощников. «Редколлегия оказывается более способной решать чисто академические, а не политические задачи»[1038], — констатировал выступавший. Касаясь будущего журнала, он указал, что в русле борьбы с космополитизмом необходимо самое пристальное внимание уделить историографическим исследованиям и истории русской культуры.

В. И. Шунков призвал выявлять не только «открытые» формы «космополитизма», но активно искать и скрытых «космополитов»[1039]. Такое заявление от заместителя директора и человека, близкого к идеологических органам, фактически давало сигнал к погрому.

З. С. Мосина гневно разоблачила практику рецензирования, сложившуюся в «Вопросах истории». Она привела несколько примеров, когда критические рецензии (А. Л. Сидорова на И. И. Минца, Н. М. Никольского на книгу Р. Ю. Виппера «Возникновение христианской литературы»), были отвергнуты или заменены более сдержанными. «Таким образом, в редакции существовала атмосфера затхлости и семейственности»[1040], — заявила она.

Панкратова признала, что «Вопросы истории» работают плохо. Одну из причин она нашла в том, что издание стало сугубо академическим, а не острополитическим. Не упустила она и возможности кольнуть В. И. Шункова, напомнив ему, что Институт истории, где он работал в дирекции, так и не организовал дискуссии по книге Н. Л. Рубинштейна «Русская историография»[1041].

Новое собрание состоялось 18 марта и было посвящено обсуждению доклада «Об одной антипатриотической группе историков». Под группой подразумевался И. И.