Шрифт:
Закладка:
Ему зримо увиделось, как две противоборствующие силы — его судьба и его воля — теперь быстро идут на сближение, на схлест, откуда возврата не будет; он стал напряженно и остро соображать. «Промашку я себе позволить не могу», — предостерег он себя. Верный ход здесь возможен лишь один, и он обязан его сделать. Оба они, полагал он, со взгляда узнают его, у него же надежда на то, что Квентина мелькнет ему первая, разве что на пижоне по-прежнему тот галстук. И в том, что на галстучек полагаться приходится, была вся соль и суть нависшей впереди беды, — а беду эту он чуял, ощущал почти физически сквозь молотки, стучащие в мозгу.
Он поднялся на последнее перед Моттсоном взгорье. Дым лежал в долине, крыши и один-два шпиля над деревьями. Он спустился, въехал в город, сбавляя скорость, вновь твердя себе об осмотрительности, о необходимости сперва узнать, где расположились гастролеры. Перед глазами у него мутилось, но надо терпеть — ибо это не кто иной, как враг, беда нашептывает ехать прямо за лекарством. У бензоколонки ему сказали, что шатер еще не установлен, а вагоны их — в тупичке, на станции. Он поехал туда.
Два пестро раскрашенных пульмана стояли на боковой ветке. Он скрытно обозрел их из машины, стараясь дышать неглубоко, чтобы в голове не стучало так. Вылез из машины и пошел вдоль станционной ограды, щупая взглядом вагоны. Несколько мятых одежек свисало из окон — досушивались, очевидно. У одного вагона, у подножки, стояли три парусиновых стула. Ни души, однако, не видать; но вот показался в дверях человек в грязном поварском фартуке, широко плеснул мутной водой из тазика, сверкнув на солнце выпуклым металлом, и ушел в вагон.
«Надо взять его с нахрапу, а то успеет их предупредить», — подумал Джейсон. Ему и в голову не приходило, что в вагонах может и не оказаться их. Чтобы их там и не было, чтобы исход дела не зависел всецело от того, он ли их, они ли его первыми увидят, — такое было бы совершенно противоестественно, шло бы вразрез со всем ритмом событий. Нет уж — именно он должен увидать их первый и отобрать свои деньги, а там пусть себе делают что хотят, его не касается; иначе же весь мир узнает, что его обобрала Квентина, племянница, шлюха.
Он снова обозрел, проверил обстановку. Затем направился к вагону, проворно и без шума взбежал по ступенькам и приостановился в дверях. Внутри было темно, затхло попахивало кухней. В глубине смутно белел фартук, напевал что-то надтреснутый, дрожащий тенорок. «Старик, — подумал он, — и пощуплей меня». Двинулся вперед — тот поднял голову, оборвал пение, произнес:
— А?
— Где они? — сказал Джейсон. — Только быстро. Там, в спальном вагоне?
— Кого надо? — сказал повар.
— Только не лгать мне, — сказал Джейсон, идя к нему и спотыкаясь в загроможденном сумраке.
— Что-о? — сказал тот. — Меня обзывать лгуном? — Джейсон схватил его за плечо, повар возвысил голос: — Ох, нарвешься!
— Только не лгать, — сказал Джейсон. — Где они?
— Ах ты гад, — сказал повар. Плечо его дернулось, хрупкое, тощее, под пальцами Джейсона. Безуспешно повырывавшись, старик обернулся к заставленному посудой столу и стал возить рукой, нашаривая что-то.
— Отвечайте, — сказал Джейсон. — Где они?
— Сейчас ты у меня узнаешь, где они, — визгнул старик. — Дай только секач найду.
— Послушайте, — сказал Джейсон, вцепляясь покрепче. — Вам что, вопрос нельзя задать?
— Гад несчастный, — возопил тот, шаря, скребясь по столу. Джейсон обхватил его обеими руками, силясь сковать эту тщедушную ярость. Тельце противника было такое старое и хилое, но такая смертоносная устремленность ощущалась в нем, что тут уж Джейсон узрел пред собой четко и незатененно ту беду, к которой несся сломя голову.
— Прекратите! — сказал он. — Хорошо? Хорошо! Я ухожу! Но дайте же мне уйти.
— Обзывать меня лгуном! — вопил тот. — Пусти!
Пусти руку только на одну минуту! Я тебе покажу!
Джейсон дико озирался по сторонам, не ослабляя хватки. На дворе было теперь светло и солнечно-быстролетно, светло и пустынно, — и он подумал о том, что вскоре праздничный народ степенно потянется по домам, к воскресному столу, а он тут вцепился в этого неистового, гибельного старичишку и не смеет выпустить даже на ту секунду, чтобы повернуться и броситься в бегство.
— Уймешься ты, дашь мне уйти? — сказал он. — Уймешься? — Но тот продолжал рваться, и Джейсон, освободив одну руку, нанес ему удар по голове. Удар поспешный, неловкий, несильный к тому же, но старик обмяк моментально и, грохоча кастрюлями и ведрами, сполз на пол. Джейсон постоял над ним, задыхаясь, прислушиваясь. Затем кинулся к выходу. У ступенек он сдержал свой бег, сошел на землю, опять постоял, шумно дыша: «Хах, хах, хах». Он стоял, стараясь отдышаться, кидая взгляды на все стороны; вдруг за спиной шаркнуло, он обернулся, и вовремя: из тамбура неуклюже и яростно прыгнул на него старик, высоко замахиваясь ржавым резаком.
Джейсон взметнул руку, чтобы поймать резак, чувствуя, что падает, хотя не ощутив удара, подумал: «Так вот оно чем кончится», приготовился к смерти, об затылок что-то грянуло, мелькнула мысль: «Как он сумел по затылку меня? Но это он, наверно, раньше, а я только сейчас почувствовал», и он подумал: «Скорей же. Скорее. Кончайся», но тут исступленное желание жить охватило его, и он забарахтался, слыша, как вопит и ругается надтреснутый старческий голос.
Его уже ставили на ноги, а он все барахтался и отбивался, по его придержали, и он перестал.
— Что, сильно кровь идет? — спросил он. — Из головы. Течет кровь? — Кто-то его между тем торопливо за локоть вел прочь, яростный тенорок старика глох где-то позади. — Как там затылок у меня? — сказал он. — Постойте, я…
— Ну, нет, стоять не будем, — сказал человек, ведший его. — Эта язва старикан вас укокошит. Шагайте дальше. Все у вас в порядке.
— Он меня рубанул, — сказал Джейсон. — Течет кровь?
— Шагайте, говорю, — сказал провожатый. Он увел Джейсона за вокзал, на безлюдную платформу, где стоял грузовик, где жестко топорщился травкой газон с
