мыча. Один из игроков подозвал к себе мальчика с клюшками:

— Эй, кэдди. Подай клюшки!

— Тихо, Бенджи, — сказал Ластер, но Бен уходил вдоль забора своей косолапой рысцой, хватаясь за планки и хрипло, безнадежно голося. Игрок ударил, пошел дальше, а Бен бежал с ним вровень до оконечного угла забора и прижался там, не сводя глаз с уходящих.

— Замолчишь ты? — сказал Ластер. — Замолчишь ты? — Потряс Бена за локоть. Бен вцепился в забор, плача хрипло, упорно. — Кончишь ты шуметь? — сказал Ластер. — Или так и не кончишь? — Бен глядел через забор не отрываясь. — Ладно же, — сказал Ластер. — Орешь сам не знаешь с чего. Так сейчас тебе будет причина. — Через плечо оглянулся на дом. Затем зашептал: — Кэдди! Ну, ори же. Кэдди! Кэдди! Кэдди!

Минуту спустя, в промежутки между протяжными воплями, слышен стал зовущий голос Дилси. Ластер взял Бена за руку, и они пошли к ней через двор.

— Я говорил же, развоется, — сказал Ластер.

— Ты, мерзавец! — сказала Дилси. — Говори, чем ты его обидел?

— Да не трогал я его. Я же говорил, что заревет, как только там игра начнется.

— Подведи его ко мне, — сказала Дилси. — Тш-ш, Бенджи. Не плачь. — Но Бен плакал. Они торопливо прошли двором к хибаре, вошли туда. — Беги за туфелькой, — сказала Дилси. — Только не растревожь мне Кэдайн. Если она чего скажет, успокой ее, что он со мной. Иди же-уж это-то, я думаю, ты можешь сделать. — Ластер ушел. Дилси подвела Бена к кровати, усадила рядом и, обняв, забаюкала, закачалась с ним взад-вперед, утирая подолом ему слюнявый рот. — Ну, не плачь, — приговаривала она, гладя его по голове. — Тш-ш. Дилси с тобой ведь. — Но он голосил — медленно, убого и бесслезно, и в сумрачном и безнадежном звуке этом звучала вся безгласная горесть вселенной. Вернулся Ластер с атласной белой туфелькой — пожелтелой, треснутой, замызганной. Вложили ее Бену в руку, и он притих. Но вскоре похныкивание опять перешло в громкий плач.

— Может, ты Ти-Пи разыскал бы, — сказала Дилси.

— Он вчера говорил, уйдет за город. А к четырем вернется.

Дилси раскачивалась взад-вперед, гладя Бена по голове.

— Долго ждать, о господи, — сказала она. — Ох, долго.

— Я же умею править, мэмми, — сказал Ластер.

— Ты шарабан перевернешь, — сказала Дилси. — Заозоруешь, и оба расшибетесь насмерть. Ты сумел бы, я знаю. Но тебе нельзя доверить. Ну, не плачь, — сказала она. — Тш-ш. Ш-ш-ш-ш.

— Что вы, мэм, — сказал Ластер. — Мне же Ти-Пи дает править. — Дилси покачивалась, обняв Бена. — Мис Кэлайн сказала, если не можете утихомирить, то придется ей самой встать и сойти к нему.

— Не плачь же, голубок, — сказала Дилси, гладя Бена по голове. — Ластер, голубчик, сказала она. — Будешь помнить про старую мэмми, не будешь озоровать?

— Да, мэм, — сказал Ластер. — Я буду точка в точку как Ти-Пи.

Дилси гладила волосы Бену, баюкая.

— Я делаю все, что могу, — сказала она. — Господь мне свидетель. Что ж, запрягай иди, — сказала она, вставая. Ластер так и брызнул из хибары вон. Бен плакал с туфелькой в руках. — Ну, не плачь. Сейчас Ластер тебя на кладбище прокатит в шарабане. За шапкой в дом ходить, тревожить матушку не станем, — сказала она. Пошла в угол комнаты, закрытый ситцевой занавеской, взяла там войлочную шляпу, в которой была утром. — Одежки — что, одежки — полгоря, а знали бы люди все наше горе… — сказала она. — Для божьего дитя в одежках нет зазору. А скоро и меня бог к себе приберет, и то пора. Вот так. — Надела ему шляпу, застегнула куртку. Он мерно плакал. Дилси вынула у него из рук туфельку, спрятала, и они вышли. Подъехал Ластер в побитом кривобоком шарабане, запряженном белой лошадью преклонных лет.

— Обещаешь, Ластер, не озоровать? — сказала Дилси.

— Да, мэм, — сказал Ластер. Она помогла Бену взобраться на заднее сиденье. Он было замолчал, потом захныкал снова.

— Ему цветок нужно, — сказал Ластер. — Я сейчас принесу.

— Сиди на месте, — сказала Дилси. Подошла, взялась за ремень уздечки. — Теперь беги, срывай. — Ластер сбегал за дом, в огород. Вернулся с цветком нарцисса.

— Принес поломанный, — сказала Дилси. — Не мог хороший выбрать.

— А там больше нет никаких, — сказал Ластер. — В пятницу все дочиста повырвали — церковь украшать. Да я сейчас поправлю. — И, приложив к сломанному стеблю прутик, Ластер закрепил лубок двумя бечевочками и подал нарцисс Бену. Затем влез на козлы, взял вожжи. Но Дилси не спешила отпускать уздечку.

— А дорогу ты знаешь? — сказала она. — Улицей на площадь, оттуда до кладбища и обратно домой.

— Да, мэм, — сказал Ластер. — Н-но, Квини.

— Так обещаешь не озоровать?

— Да, мэм.

Дисли отпустила наконец уздечку.

— Н-но, Квини, — сказал Ластер.

— Стой, — сказала Дилси. — Дай-ка сюда кнут.

— Ой, мэмми, — сказал Ластер.

— Давай сюда кнут, — сказала Дилси, подходя к передку шарабана. Ластер с великой неохотой отдал ей кнут.

— Теперь Квини и с места не стронешь, — оказал он.

— Об этом не печалься, — сказала Дилси. — Квини лучше тебя знает, что ей делать. Ты знай сиди там и вожжи держи. Так не забыл дорогу?

— Нет, мэм. Которой Ти-Пи каждое воскресенье ездит.

— Вот тою самою дорогой и езжай.

— Ясное дело. Я ж двести раз ездил с Ти-Пи.

— Вот и езжай двести первый, — сказала Дилси. — Ну, трогай. Но если, парень, расшибешь мне Бенджи, то не знаю, что я тебе сделаю. Кандальной команды тебе так и так не миновать, но ты у меня раньше всякого срока туда угодишь.

— Да, мэм, — сказал Ластер. — Н-но, Квини.

Он шлепнул вожжой по широкой спине Квини, шарабан качнулся, двинулся.

— Ох, Ластер, — сказала Дилси.

— Н-но, пошевеливайся, — сказал Ластер. Опять шлепнул вожжами. Екая утробно селезенкой, Квини потрусила нога за ногу по аллее на улицу, и там Ластер перевел ее в аллюр, смахивающий на затяжное, нескончаемое паданье вперед.

Бен смолк. Трясясь на средине сиденья, торчмя держал в кулаке перевязанный цветок, глядел взором светлым и изреченным. Прямо перед ним вертел ядрообразной головою Ластер — все оглядывался, пока дом не скрылся из виду; тогда Ластер свернул к обочине, спрыгнул с козел, сломил лозинку с живой изгороди. Бен глядел на него, Квини же опустила голову и принялась щипать траву. Ластер вернулся на козлы, вздернул вожжами ей морду, понудил к прежнему аллюру, а сам высоко расставил локти — в одной руке лозинка, в другой вожжи — и принял молодецкую осанку, никак не вяжущуюся со степенным постукиваньем Квининых копыт и органным аккомпанементом селезенки. Автомобили проезжали, шли мимо пешеходы; попалось навстречу несколько подростков-негров.

— Глядите — Ластер. Куда путь держишь, Ластер? На свалку?

— Наше вам, — откликнулся Ластер. — Ага, на ту самую, куда и