Телаш снова погладил Грету по волосам, пахнущим незнакомыми цветами. Её слёзы не вызывали неприязни и отторжения — наверное, потому, что причина для них была настоящей, серьёзной. Напротив, хотелось утешить, хотелось вот так сидеть и не размыкать объятий.

Интересное чувство. И явный повод задуматься…

***

— Могу ли я побеспокоить вас, мой принц? — Мариика заглянула в рабочий кабинет жениха, возвращённый ему с окончанием следствия.

— Вы — в любой момент, моя принцесса, — улыбнулся он в ответ, отвлёкся от писанины и отложил руллу. Потёр пальцами переносицу, прикрыв глаза, неопределённым жестом пригласил присаживаться. — Ты просто так или что-то случилось?

— Я два дня почти не вижу собственного жениха, — она пожала плечами и аккуратно опустилась на подушки рядом с будущим мужем. — Интересно, знаешь ли, на что он меня променял.

Мариика старалась привыкнуть к местной манере сидеть, но пока это получалось плохо. Хотя и не настолько, как могло бы, придерживайся она до сих пор трантского стиля в одежде: одно дело устраиваться на полу в свободных, не стесняющих движений одеждах, и совсем другое — пытаться вот так угнездиться в корсете с кринолином, что заранее обречено на провал.

— Прости, — вздохнул Сулус, взял руку невесты и поцеловал. Но после — не выпустил, зажал тонкую прохладную ладонь между своими, задумчиво поглаживая тонкую кожу запястья. — Я уже заканчиваю. Надеюсь, завтра мы сумеем вернуться к нормальной жизни.

— Да, было бы неплохо, а то ещё половина девушек не определилась, — согласилась принцесса. — К слову, пришло письмо от отца, он принял извинения Владыки и не будет настаивать на каких-то дополнительных мерах наказания. Повезло, что эта бедная девочка была сиротой и у неё нет разъярённых родственников, требующих крови.

Сулус кивнул, помолчал.

— Странные вещи мы называем везением, ты не находишь?

— Чтобы называть другие вещи, надо было рождаться в другой семье, мой принц, — негромко отозвалась Мариика и склонила голову на плечо жениха.

Он снова промолчал и поднёс ладонь невесты к губам — возразить было нечего.

— Девушки ладно, а кого выбрала в свою свиту ты?

— Пока ещё не знаю, это зависит от их выбора. Жаль, что с Эрмой и Кутумом так вышло, я очень на неё рассчитывала, — вздохнула она. — Пока я точно исключила четверых.

— Кого? — полюбопытствовал Сулус, радуясь возможности сменить тему.

— Лондрин, она слишком горячая и неумная, от неё будет больше проблем, чем пользы. Боюсь представить, во что трансформируется её борьба за равноправие здесь. Может быть, лет через пять, когда замужество сгладит углы. Морнхут, она слишком ненадёжная и ничего не видит за своей техномагией. Иргвид, судя по всему, выбрал этот молодой амбициозный дипломат, и жизненный опыт подсказывает мне, что она станет его тенью, тихой и милой домашней жёнушкой. Ну и Трольд. Она проницательна и интересна, но третий день, с тех пор, как ты нашёл ей учителя, ведёт себя точно так же, как Морнхут. Не люблю, когда мной пренебрегают, — улыбнулась она.

— Надеюсь, последнее — это не в мой кувшин капля яда?

— Как вы могли подумать такое, мой принц, — мурлыкнула Мариика, но Сулус успел достаточно хорошо изучить её за это время, чтобы понимать: намёк касался его в первую очередь.

— А Трольд рассмотрел Владыка, точнее один из его самых доверенных людей, так что в любом случае для свиты она не подойдёт, — добавил он, проигнорировав недовольство невесты. Она могла сколько угодно ворчать, но прекрасно понимала, что дело — это дело, и ради него отодвигается всё остальное. Даже если это дело — не государственный вопрос, а расчёты и магические исследования. — Её талантам найдут применение.

— Вот как?.. — пробормотала принцесса.

— Ай-Ρииль! — с мягким укором протянул он, насмешливо глянув на невесту.

— Я просто подумала, не стану я спорить с вашей контрразведкой, — рассмеялась она и в знак примирения сама легко поцеловала жениха в губы.

Дальше поцелуев и объятий они не заходили, хотя обоим общество друг друга доставляло удовольствие. Потому что вольные нравы Илаатана — вольными нравами, но она всё же принцесса Транта и должна помнить о традициях родины. Конечно, то, что они сейчас оставались наедине и так близко, тоже было неприлично, но Мариика обозначила грань, которую не собиралась пересекать. Да и боязно было: о том, что происходит между любовниками, она знала, но лишь на словах. Сулус ей нравился — и внешностью, и умом, и мягкой обходительностью, — но всего этого явно не хватало, чтобы легко отбросить сомнения вместе с воспитанием.

И принц не настаивал. Мариика, конечно, и мысли не допускала, будто он попытается её принудить, и дело было совсем не в тени отца, защищавшей от всяческих неприятностей, просто Сулус не походил на человека, способного обойтись с женщиной подобным образом. Но он вполне мог попытаться её соблазнить, а Мариика здраво оценивала и собственную добродетельность, и привлекательность будущего супруга, а потому не сомневалась: задайся он такой целью, вряд ли она сумела бы устоять. Она и так почти сдалась несколько дней назад, когда принц впервые позволил себе нечто большее, чем целомудренные поцелуи и объятья.

Но он тогда заметил её вялое сопротивление, услышал смущённое бормотание, правильно понял неуверенную просьбу «подождать» и больше ничего подобного себе не позволял. Как мысленно иронизировала Мариика, слишком впечатлился видом стыдливо блеющей что-то невнятное невесты, которую до тех пор видел только спокойной, уверенной в себе и решительной девушкой. Но что поделать, если его ласки и собственные эмоции выбили непривычную к такому трантскую принцессу из равновесия? Её готовили к дипломатическим играм и политическому противостоянию, а не к тому, как не растаять в объятьях жениха.

Но насмешки над собой — насмешками, а Сулусу она была глубоко благодарна за его тактичность и за то, что он услышал и принял её точку зрения, пусть даже Мариика сама не была в ней до конца уверена. Это дорогого стоило, и, пожалуй, именно в тот момент она ощутила к жениху симпатию более глубокую, чем интерес к привлекательному мужчине и приятному собеседнику.

Хотя, Защитник свидетель, собственная принципиальность и эта тактичность жениха порой злили, и хотелось уже сдаться на милость победителя. Особенно серьёзный урон её самообладанию каждый раз наносило мягкое сокращение её имени на местный манер — Ρииль. А вот так, как сейчас, «моя Рииль»… Запрещённый приём. В его устах это звучало столь волнующе и почти непристойно, что каждый раз отзывалось сладким томлением внутри.

Но пока с минутными проявлениями слабости принцессе удавалось бороться. Правда, свадьбы она