Ранним утром двадцать седьмого августа мы шли на вокзал. Нам предстояло отправиться в обратную дорогу. Дела наши были в основном закончены, разведка произведена, и теперь предстояло выбрать маршрут передвижения. Наиболее реальным было добраться отсюда обратно в Смоленск или в Оршу, а оттуда уже до Москвы. Миркус трогательно попрощался со своей семьей, передав на прощанье отцу золотой слиток. Перед войной в их семье должна была родиться девочка – его сестра. Возможно, теперь пополнение будет и большим. Как знать! Надеюсь, у них все сложится.

Саквояж Миркуса значительно облегчился, однако денег у нас оставалось еще много. Прочие вещи нес в чемодане Макс – как самый молодой. Он был угрюм. Конечно, он думал о родных. Невозможность обнять своих родителей, по примеру Миркуса, просто изводила его. Теперь он хотел остаться. Мне обязательно нужно с ним об этом поговорить. Нужен только подходящий момент…

На вокзале мы немедленно приступили к изучению расписания движения поездов. И тут я почувствовал взгляд человека, который очень внимательно наблюдал за нами. Не меняя позы, я быстро залез ему в голову. Он срисовал нас еще на подходе к вокзалу. В его сознании было наше подробное описание, а в кармане – фотографии. Младший лейтенант НКВД Поляков службу свою знал хорошо и работал в основном по скрытному наружному наблюдению и сопровождению фигурантов. Проще говоря – топтун.

Непринужденно повернулся и отметил совершенно неприметную внешность этого молодого человека. Поляков радовался: начальство стояло на ушах, и поимка этой троицы сулила ему даже внеочередное звание.

Твою ж мать! Откуда прилетело-то?! Вариантов могло быть два – майор или подпольных дел мастер. Что-то пошло не так. Наши паспорта теперь засвечены, а сами мы в розыске. И судя по важности наших персон, ищут нас вовсе не за использование фальшивых документов. Неужели письмо уже попало по назначению? Быстро, однако. Я рассчитывал, что еще неделя у нас есть… Все это мигом пронеслось у меня в голове. Однако вопрос надо было решать. Поляков был один. Сотрудников, как всегда, не хватало. Правда, он намеревался позвонить в управление, как только выяснит наши дальнейшие планы. Мысленно передал Миркусу и Максу об обнаруженной слежке. Сказал, чтобы вели себя спокойно, и мы неторопливо отправились в сторону туалетов.

Поляков потянулся за нами. В уборной было пусто и грязновато. Топтун ждал снаружи. Пора! И я взял его под контроль. Младший лейтенант вошел в уборную как сомнамбула, я приказал ему зайти в кабинку, спустить штаны, сесть на необходимое место, закрыться изнутри и отключиться на три часа. После того как очнется, Поляков вспомнит, что он очень захотел в туалет, зашел в кабинку и там ему стало плохо. О том, что он обнаружил и опознал разыскиваемых, он уже забыл. Наши фотографии я у него изъял и спустил в канализацию. Их качество все равно было плохим.

Мои товарищи активировали свои камуфляжные амулеты, и мы присели в уголке вокзала, обсуждая сложившуюся обстановку. По всему выходило, что возвращаться по своим следам, а тем более через Москву, никак нельзя. Огромная розыскная машина НКВД уже получила вводную, и теперь ее маховик раскручивался все быстрее с каждым днем, а может быть, и часом. Да и Витебск надо срочно покидать. Ближайший поезд был через час, он отходил на Великие Луки, а потом на Бологое.

А Бологое – это у нас где? Правильно, где-то между Ленинградом и Москвой. Вот по дороге и определимся, в какую сторону двинемся дальше. Привычно уже выкупили билеты в целое купе. До отправления тихонько сидели в углу, Макс и Миркус – под защитой маскирующих амулетов, а я активировал заклинание незначительности, которое по своему эффекту было похоже на «камуфляж» и делало человека неприметным для окружающих, из разряда «посмотрел и сразу забыл». Эту магию я использовал впервые, и она требовала определенных энергетических затрат. Для чего периодически приходилось обращаться к накопителю. Впрочем, энергопотребление было приемлемым. Больше всего я опасался, что Поляков очнется раньше времени или его кто-нибудь обнаружит. Однако в уборной все было как обычно, просто одна из кабинок была постоянно занята.

Наконец объявили посадку, и мы, не снимая своей защиты, прошли в вагон и закрылись в купе. Защиту «надевали» еще пару раз – когда проводник проверял билеты и приносил нам чай. Купе договорились покидать только по нужде. С едой у нас было нормально: нам многое перепало с собой от вчерашнего ужина. Миркус сначала был удивлен такими предосторожностями. Понимаю, до десяти лет он не сталкивался с особенностями слежки и преследования органами НКВД, а после жил в мире, где данная организация отсутствовала. Макс хмуро кивнул, подтвердил мою правоту и сказал, что с органами лучше и не связываться. Он по-прежнему хотел остаться. Похоже, настал момент, когда стоило с ним поговорить.

Начал я с общего рассказа о создании и методах работы Чрезвычайной комиссии (ЧК), Государственного политического управления (ГПУ), а потом и НКВД. Эта организация была карающим мечом пролетарской революции и к настоящему моменту держала под контролем огромную страну. Мало что или кто мог укрыться от этого всевидящего ока. Коснулся я и репрессий, отметив, что их пик уже прошел, но нам от этого не легче. Охоту на нас уже открыли. Миркус покачал головой и заметил, что если прежде у него и были мысли остаться, то теперь жить в этом времени он не хочет, в лучшем случае будет заглядывать в гости. Макс же слушал, молчал и упрямо думал о своем. Пришлось описать возможные последствия его окончательного возвращения в свой мир.