Шрифт:
Закладка:
17 ноября пришло известие, что войска столкнулись со свежими силами противника – сибирскими дивизиями, которые прибыли на фронт совсем недавно. В долгих разговорах с капитаном фон Бракелем о нашем враге, о русских, часто упоминались сибиряки. Он сказал так: «Это сыновья сосланных в Сибирь. Они будут мстить за своих отцов, станут перебежчиками». Однако эта оценка противника была неверна. У сибиряков была нерастраченная сила и упорство, они были подготовлены к зиме. Наши храбрые, но понесшие большие потери солдаты выглядели в сравнении с ними нищими попрошайками. В день пехоте удавалось продвигаться на 5 км.
18 ноября продолжилось наступление группы армий «Центр». Мороз позволил снова передвигаться по дорогам. Я был на коммутационном пункте танковых войск в Мценске, Черни, в 57-м корпусе подполковника Канцлера в Плавске, где у капитана Хаммершмидта я смог организовать телефонный разговор для генерал-полковника Гудериана. 20 ноября я встретил передовой строительный отряд капитана Фрица в Дедилово и наблюдал там за наступлением 24-го танкового корпуса. Начальником связи стал теперь капитан барон фон Бер, который самостоятельно решал свои задачи. Возвращаясь на большую автотрассу, уже ночью я заехал к обер-лейтенанту Буххольцу в Щекино. 21 ноября капитан батальона связи 3-й танковой дивизии провел меня по Ясной Поляне, имению Толстого. Это сохранившееся имение было единственное памятное место и достопримечательность недалеко от Москвы, которое мы увидели во время кампании в России. В главном барском доме разместился дивизионный медицинский пункт. Мне представили внучку Толстого, красивую девушку двадцати лет, как «графиню Толстую». Здесь она жила вместе с матерью. До войны она училась в Москве.
Мы побывали на могиле Толстого, покрытой доской из черного мрамора. Рядом заложили кладбище немецких героев. В двух первых могилах покоились два старших офицера 3-й танковой дивизии. Русские полагали, что немцы не преминут посетить эту достопримечательность, и подходы к ней, хотя она и не представляла никакой значимости в качестве военного объекта, были заминированы. Оба офицера пали жертвой интереса к великому русскому писателю, землякам которого было далеко до его гуманности. Потом я долго ехал по бесконечной снежной равнине в Крапивну, где я случайно вышел на линию связи, которая вела к 53-му армейскому корпусу. Мороз и яркое солнце только подчеркивали пустынность расстилавшейся передо мной местности. В пути нам попался аварийно приземлившийся в поле немецкий бомбардировщик, чтобы летчик мог сообщить о себе, мы подключили его к ближайшему телефонному узлу. Вечером мы были снова в Щекино у Буххольца. На следующий день после запомнившейся мне 4-дневной поездки на фронт я вернулся в Орел. 23 ноября Гудериан вылетел в Смоленск к командующему группой армий «Центр», чтобы сообщить о незавидном положении наших войск, которым явно не хватало сил для наступательных действий. По телефону он слушал разговор командующего группой армий «Центр» фельдмаршала фон Бока с фельдмаршалом фон Браухичем. Главнокомандующий сухопутными войсками настаивал на дальнейшем наступлении. Разочарованный, Гудериан вернулся на фронт. В этот раз он взял с собой полковника Балька, который был референтом по вопросам бронетанковых войск при ОКХ, чтобы тот мог рассказать там о своих непосредственных впечатлениях.
26 ноября нас посетил в Орле бывший вахмистр Вагенбреннер из моего батальона, переведенного в Вену; ныне он возглавлял отделение организации «Сила через радость» при группе армий «Центр». Я организовал ему поездку в Ясную Поляну. Он привез с собой немецкие фильмы. 28 ноября генерал Фишер был назначен командующим корпуса. Генерал Вейсенбергер получил новое назначение.
Мы скорбели о смерти полковника Мёльдерса[111], который в летние месяцы оказал нам неоценимую поддержку. 1 декабря я побывал у технического советника Кнауфа, отвечавшего за бесперебойное снабжение частей аппаратами связи. Благодаря его безупречному исполнению своих обязанностей мы никогда не испытывали в них недостатка.
Для решающего наступления на Тулу генерал-полковник Гудериан принял решение разместить передовой команднонаблюдательный пункт в Ясной Поляне. Связь с ним находилась в полном порядке. Я не мог выбраться туда, потому что генерал Фелльгибель, предупредивший о своем приезде, не выполнил своего обещания.
4 и 5 декабря термометр показывал минус 35 градусов, кое-где температура опускалась еще ниже. Генерал-полковник Гудериан по пути в 53-й армейский корпус попал в метель и застрял в своем бронетранспортере на обледенелом склоне. Обер-лейтенант Буххольц сумел тягачом вытащить его из заносов.
Восточнее Тулы между нами и 53-м армейским корпусом на 40 км простиралась ничейная земля, через которую протянулись всего лишь несколько кабелей дальней связи.
В зимнем наступлении, начавшемся 2 декабря 1941 г., в бой пошли всего 25 танков из восьмисот, которыми мы располагали 22 июня. В пехотных ротах было всего по 15 человек личного состава, одетых в легкие шинели и такие же брюки; в течение нескольких недель солдаты очень редко имели горячую пищу, спали стоя, набившись в жалкие халупы; как правило, они не несли постовой службы в мороз.
После отдельных начальных успехов наступление застопорилось. Гудериан в ночь с 5 на 6 декабря принял решение остановить наступление и к югу от Тулы перейти к обороне. Он сообщил о своем решении фельдмаршалу фон Боку. Связь со Смоленском была нормальной, и фельдмаршал спросил Гудериана, где находился его командный пункт, предполагая, что в Орле. Это было не так. Гудериан никогда не руководил боевыми операциями, находясь в тылу, но, в противоположность высшему командованию, всегда находился на передовой позиции. К нашим бравым солдатам всегда предъявляли повышенные требования, не предоставляя им в то же самое время необходимых средств для ведения боевых действий. Не хватало всего: горючего, довольствия, боеприпасов и обмундирования. Как можно было воевать в России зимой, не имея теплой шинели? Потери в результате обморожения постоянно росли. Тень 1812 г. накрыла нас.
Гудериан говорил
