Батальоны связи дивизий, как и дивизии бронетанковых войск, подключились при помощи своего полевого кабеля к общей кабельной сети в предназначенных для этого местах подключений; исходя из одной общей линии связи, кабельная сеть широко разветвилась.

Радиосвязь имела давнюю историю. Повсюду я встречал знакомых мне людей, вышедших из немногочисленного тогда рейхсвера. Это помогало найти единые подходы к управлению войсками связи и облегчало налаживание ее самой. Некоторые знакомства завязались еще во время Первой мировой войны. Так, в деревне Прудки меня навестил мой друг Ринекер, бывший в 1914 – 1915 гг. командиром взвода в 3-м Баварском армейском корпусе; сейчас он был командиром батальона связи 197-й пехотной дивизии. В самой дивизии техника прокладки полевых кабелей за 25 лет изменилась мало.

Командир 3-й танковой дивизии, которая через Мглин и Унечу вышла к Стародубу, генерал Модель взял себе в переводчики русского князя Мирского (вопреки распоряжению Гитлера, который не желал видеть на фронте никаких эмигрантов). Мирский использовал уцелевшую телефонную линию связи и вышел на командира русской боевой части, находившейся поблизости. 20 августа капитан фон Хойдук, офицер информационно-разведывательной службы танковой группы, и его переводчик капитан фон Бракель вылетели на двух «Шторьхах», чтобы узнать о положении противника из первоисточника. Их миссия потерпела неудачу, обе машины были сбиты немецкими частями ПВО. Слава богу, произошло это над нашими окопами, и никто не пострадал. Однако попытка установить телефонную связь с противником была прервана прежде, чем она привела к результату.

22 августа 20, 9 и 7-й армейские корпуса вновь вошли в состав 4-й армии. Командный пункт был перенесен ближе к дивизиям в Шумячи, в 30 км к юго-западу от Рославля. В небольшом городке мы нашли чистое школьное помещение для канцелярии. Наше базирование исключительно под открытым небом из-за дождей и все более прохладных ночей подходило к концу. Мы построили генерал-полковнику Гудериану временное прибежище, ведь он неделями спал в автомобильном жилом прицепе. После того как я так же долго проспал на земле, подложив под голову надувную подушку, в моей палатке появились нары.

Начальник связи военно-воздушных сил генерал Мартини вместе с полковником Бонером, начальником связи 2-го авиакорпуса, посетили меня в палатке. Корпус оказывал нам всевозможную поддержку. Особенно это касалось генерала Фибига, который в своем «Шторьхе» всегда был на передовой, так ему было удобнее руководить своими соединениями; он всегда оказывался там, где необходимо было сломить вражеское сопротивление. Его офицер связи подполковник фон Хоффманн находился в штабе танковой группы. Мне приходилось часто сотрудничать с ним, занимаясь вопросами обеспечения связи. Офицер связи начальника Генштаба сухопутных войск майор фон Белов, пришедший на смену Нагелю, нуждался в наших линиях связи в меньшей степени. У него было свое отделение радистов с 15-ваттными коротковолновыми аппаратами связи, благодаря которым он непосредственно выходил на связь с ОКХ. Подобная прямая связь сокращала время передачи сообщения, в сравнении с тем, как это делалось в служебном порядке.

Рассказывали об одном эпизоде Балканской кампании. Гитлер поручил Геббельсу первому передать новость о взятии Афин. Один американский журналист отправил радиограмму об этом в Нью-Йорк. Американское радиовещание выдало ее в эфир в качестве экстренного сообщения. Его приняли сотрудники ведомства Геббельса. То же самое сообщение пришло гораздо позже, пройдя через многие военные инстанции. Гитлер пришел в ярость и приказал назначить офицеров для непосредственной связи. Их роль была неблагодарной.

Стоявший над ними начальник Генштаба ожидал, что они будут отстаивать его точку зрения перед Верховным командованием. Сразу было очевидно, что такой офицер станет ответственным за все принимаемые якобы им решения и должен принимать все замечания без малейшего возражения. Жертвой подобных взаимоотношений стал майор фон Белов, 3 сентября он был снят со своего поста, и его сменил майор фон Кальден.

23 августа Гитлер отдал приказ наступать на Украину вместо Москвы. 2-я танковая группа должна была сделать «поворот направо» и 25 августа согласно приказу двигаться на юг. Ее штаб оставил Шумячи, прошел через Мглин в направлении Унечи вдоль железной дороги Гомель – Брянск. Телефонная связь с группой армий «Центр» и 24-м и 47-м танковыми корпусами функционировала нормально, хотя и ухудшалась с расстоянием. 46-й танковый корпус остался в тылу 4-й армии. В Унече мы увидели рубленые дома, построенные плотниками без единого гвоздя. Они защитили нас от дождя и дали приют, поскольку ночи становились все более холодными. Стал заметен износ техники и материалов, эти опасения появились давно. Автомобили штаба простаивали. Не хватало запчастей, чтобы их основательно отремонтировать. Приходилось обходиться временным ремонтом. Генерал-полковник Гудериан был 26 августа в 17-й танковой дивизии, которая под командованием генерала фон Тома атаковала противника, угрожавшего нашему восточному флангу. На командном пункте генерал Паулюс из Главного командования сухопутных войск (ОКХ) наблюдал за маневрами танков. Он по телефону звонил в страшно далекую Ставку Гитлера в Восточной Пруссии, где решались все оперативные вопросы. Связь была ненадежной.

3-й танковой дивизии удалось в результате решительных действий захватить 700-метровый мост через Десну у Новгород-Северского.

На фронте шли ожесточенные бои с сильным врагом. Собственных сил, без помощи 46-го танкового корпуса, было недостаточно для проведения широкомасштабных операций. «Великая Германия» и дивизия СС «Рейх» могли помочь только изредка. 30 августа я выдвинул штаб вперед на новый командный пункт у села Большая Александровка, куда был проведен полевой кабель. Группа армий «Центр» продвинулась уже на 700 км. Так как штаб еще не полностью переехал, я побывал в передовом батальоне полка в Новгород-Северском у длинного моста через Десну. Капитан Хаммершмидт остановился в чисто покрашенной украинской хате с цветами и водопроводом, что было для нас, привыкшим за последние несколько недель к грязным селам Белоруссии, необычно. Четыре русских самолета сбросили листовки, а затем и зажигательные бомбы на столь важный для них деревянный мост, не причинив ему особого вреда. Потом я побывал в 4-й танковой дивизии, встретил майора Лойбля и офицеров-резервистов, которых готовили в Вюрцбурге в то самое время, когда и я там служил. 3-я и 4-я танковые дивизии были подключены к «коммутатору танковых частей» основного полевого кабеля. На командном пункте в Большой Александровке сложилась тяжелая обстановка. Генерал-полковник Гудериан не нашел поддержки своим предложениям у главного командования группы армий. Еще раз он обратился ко мне. Я всегда утверждал, что моя телефонная связь не имеет нареканий. Он находил ее плохой и говорил, что только тогда можно считать ее нормальной,