Шрифт:
Закладка:
Но кроме словесных перепалок с Баччо у Челлини возникнет шанс помериться с ним в искусстве. Герцог Медичи решает добавить на площадь Синьории еще одну скульптуру, на этот раз она будет из бронзы, с которой так умело обращался Бенвенуто.
Придя на площадь Синьории в наши дни, не спешите сразу бежать в Уффици или в Старый Дворец. Задержитесь и посмотрите на наш «Бермудский треугольник», сплетенный из зависти прекрасных, каждого по-своему, скульпторов. «Давид» Микеланджело (сегодня на площади стоит копия) с его пронзительным взглядом, далее переводим взгляд на «Геркулеса и Какуса», играющего мускулами, а чуть выше всех, на мраморном пьедестале красуется бронзовый «Персей» с отрубленной головой Медузы Горгоны руки Бенвенуто Челлини. Кстати, Бенвенуто и Микеланджело находились в дружеских отношениях и проводили время вместе, когда Буонарроти приезжал погостить во Флоренцию.
Бенвенуто Челлини. Персей. Флоренция. © Елена Каткова
«Персей» стал для Челлини одной из важнейших работ его жизни, не только в плане технического исполнения, но и в плане потраченных нервов. Скульптура была нужна Козимо, чтобы затмить мозолившего глаза «Давида». Дело было не в самой скульптуре, а в посыле, который она несла. Работа Микеланджело так или иначе еще поддерживала в некоторых флорентинцах республиканский дух и медленно тлеющую надежду на возвращение Республики. Но Козимо никогда бы не решился убрать «Давида» с его почетного места, более того, Козимо восхищался Микеланджело и всеми правдами и неправдами старался вернуть его обратно во Флоренцию из Рима. Увы, безрезультатно. «Персей» должен был напомнить республиканцам, что «Давид» остался в прошлом. Выбор героя тоже не случаен. Давид — герой библейский, Персей — мифологический, оба обезглавили чудовищ и вышли победителями в схватке благодаря своей храбрости и хитрости. Но есть один нюанс в, казалось бы, похожих персонажах. «Персей» стоит напротив «Давида», но намного выше его. Вот он, прозрачный намек Козимо о том, кто теперь правит и будет править.
Бенвенуто очень красочно описывает в автобиографии все злоключения, приключившиеся с ним, пока он работал над статуей. Мало кто верил в то, что у скульптора получится отлить такую огромную форму. Риск неудачи был слишком высок, потому что со времен античности никто до Челлини не брался за бронзовые скульптуры из цельного литья. Баччо науськивал герцога в том, что соперник потерпит неудачу, что чрезвычайно нервировало беднягу Челлини.
Действительно, в момент отливки произошли все неудачи, которые только могли стрястись. Челлини с подмастерьями подготовили горн, в котором должна была расплавиться металлическая смесь, но холодный ветер и моросящий дождь начали остужать один из боков печи. Было принято решение доложить сосновых поленьев. Как вдруг огонь вспыхнул с такой силой, что загорелась часть крыши мастерской. Бенвенуто чуть не лишился чувств, но, оценив, что пожар не сильный, а металл начал хорошо плавиться, маэстро объяснил, что дальше требуется от подмастерьев, и отправился отлежаться в комнату, ибо сил у него не оставалось. Моральное и физическое истощение из-за острых переживаний за «Персея» довели его до такого состояния, что он начал кричать служанкам, что не доживет и до утра.
Вдруг в комнату ворвался растрепанный мальчишка, уже открывая рот, чтобы что-то сообщить. Но, увидев состояние скульптора, мальчик замешкался. «Говори», — устало произнес Челлини. Слуга, набравшись храбрости, на выдохе протараторил: «Все пропало, ваша работа испорчена». О, как же кричал Челлини, как будто при нем зарезали его ребенка, не меньше! Скульптор вскочил с кровати и побежал к печи; увидев растерянных работников, он возмутился: «Ах, предатели, завистники! Это — предательство, учиненное с умыслом; но я клянусь богом, что отлично в нем разберусь; и раньше, чем умереть, оставлю о себе такое свидетельство миру, что ни один не останется изумлен»[104].
Оказалось, что бронза начала твердеть и ей не хватало тягучести — значит, нужно было раздобыть олово! Подгоняемые криками скульптора, рабочие разделились: кто-то побежал тушить огонь на крыше, кто-то — искать новые поленья, чтобы поддать жару в печи, Челлини же побежал на кухню искать оловянную утварь, напрочь забыв о своей недавней лихорадке. Когда бронза снова стала нужной эластичности, ее залили в форму. Теперь оставалось терпеливо подождать несколько дней, пока форма не остынет и не явит миру ответ на вопрос, кто был прав: Челлини или Бандинелли. Спустя два дня дрожащими руками Бенвенуто вскрыл форму и обнаружил шедевр, который до сих пор украшает площадь Синьории. Теперь «Персей» олицетворял не только победу Медичи над Республикой, но и победу человеческого гения и веру в себя над страхами, несмотря ни на что.
Но парадокс этой истории в том, что Бенвенуто не получил обещанной выплаты от Козимо за свои труды. Кто же на этот раз строил козни нашему скульптору? Когда скульптура была установлена и народ принял ее с огромной радостью, Бенвенуто поспешил к герцогу. Козимо тоже был восхищен и пообещал, что за такую красоту не обидит скульптора в материальном поощрении. Когда он пришел во дворец за оплатой, его ждал очередной скандал. В дверях скульптора встретил казначей, человек с цепкими руками, сквозь которые не проскользнёт ни одна монетка. Чуть писклявый голос спросил:
— Сколько вы хотите за своего Персея?
Бенвенуто растерялся настолько, что сам не заметил, как начал грубить казначею, и в самом разгаре ссоры бросил фразу: «Да даже если бы Герцог мне заплатил 10 тысяч дукатов, он бы со мной не расплатился! Если бы я знал, что буду участвовать в торгах, я бы не взялся за эту скульптуру!» Окончательно потеряв контроль, скульптор покинул дворец. На следующий день уже вспылил сам герцог. Вызвав к себе Челлини, он кричал: «Да как ты смеешь! За 10 тысяч дукатов строят целые города и дворцы!» Тут бы Бенвенуто стоило прикусить язык и попросить извинений, но кровь кипела: «Вот и ищите, кто вам построит города за эти деньги, но того, кто отольет еще такого Персея,
