уважением к нашим замечательным маршалам, героям Великой Отечественной. Но не могу не сказать о трагическом ощущении, которое не оставляет меня, когда я читаю их мемуары: все они пишут о том, как много в их жизни значили такие блистательные военачальники, как Тухачевский, Уборевич, Якир, Путна, Примаков, Корк, Белов, Алкснис… Но ни один из маршалов не произнес ни единого слова об их трагической судьбе – были люди, и нет их, как отрезало… А ведь когда писались мемуары, эти легендарные герои Гражданской войны были уже реабилитированы. Кто же запретил нашим маршалам положить венок на их безымянные могилы?!

Почему никто из них прямо не сказал, что «старые представления» о современной войне культивировал именно Сталин?)

Василевский: «Сталин исходил из того, что если боевые действия развиваются не так, как нужно, значит, необходимо срочно произвести замену (или расстрел: дело Павлова. – Ю. С.) руководителя. Однако такое отношение к кадрам в первые месяцы войны далеко не всегда давало положительные результаты…»

…Одно из преступлений Сталина, приведшее к тому, что Красная Армия потеряла более шестисот тысяч красноармейцев, попавших в плен, и около двухсот тысяч, павших на поле боя, выполняя сумасбродный приказ Сталина, относится к трагедии на Юго-Западном фронте.

Об этом свидетельствует Василевский: «Вечером 7 сентября (за два месяца боев немцы уже оккупировали всю Белоруссию, Литву, Латвию, Эстонию, вышли к Киеву и Ленинграду, заняли рубежи в районе Смоленска, потеряв при этом около четырех процентов своих солдат. – Ю. С.) Военный совет Юго-Западного фронта сообщил, что обстановка еще более осложнилась… Мы с Шапошниковым (его вновь вернули в Генштаб. – Ю. С.) пошли к Верховному с твердым намерением убедить его в необходимости отвести войска за Днепр и оставить Киев… Разговор был трудный и серьезный. Сталин упрекал нас в том, что мы пошли по линии наименьшего сопротивления: вместо того, чтобы бить врага, стремимся уйти от него… При одном же упоминании о жестокой необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание…»

…А далее следует поразительное признание Василевского, которое молнией высвечивает обстановку, в которой им, профессионалам, приходилось работать: «Нам, видимо, не хватало необходимой твердости, чтобы выдержать вспышки этого неудержимого гнева…»

Видимо, дело тут не только в «твердости».

И Шапошников, и Василевский не могли не знать, что в эти страшные дни войны творилось в застенках, где пытали бывшего начальника Генштаба и будущего маршала Мерецкова, командарма Штерна (расстрелян. – Ю. С.), начальника ПВО Алксниса (расстрелян. – Ю. С.), дважды Героя Советского Союза Смушкевича (расстрелян. – Ю. С.). (Кстати, немцы, захватившие в Вильнюсе семью выдающегося летчика, героя боев в Испании и на Халхинголе, не расстреляли ее, хотя были обязаны – все евреи, – полагая, что эти заложники помогут им в случае нужды выменять на них какого-нибудь своего генерала, буде он попадет в русский плен. – Ю. С.)

Василевский продолжает: «Вплоть до 17 сентября Сталин не только отказывался принять, но и серьезно рассмотреть предложения, поступавшие к нему от главкома этого направления, члена Ставки Г.К. Жукова, Военного совета Юго-Западного фронта и от руководства Генерального штаба».

(Какой главком, в какой стране мог позволить себе столь презрительно-высокомерное отношение как к докладам с мест кровопролитных боев, так и к позиции мозга Красной Армии, ее Генерального штаба?!

А ведь еще 13 сентября начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор Тупиков сообщал Шапошникову: «Начало понятной Вам катастрофы – дело пары дней».)

Василевский: «Ознакомившись с этим донесением, верховный Главнокомандующий спросил Шапошникова, что тот намерен ответить. И тут же сам продиктовал ответ: “Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия… Необходимо неуклонно выполнять указания т. Сталина, данные вам 11 сентября. Б. Шапошников. 14 сентября 1941 года, 5 ч. 00 м.”…»

Примечательно: понимая возможность катастрофы, Сталин подписал эту шифровку фамилией Шапошникова – будет на кого свалить вину в случае краха.

Василевский: «Только 17 сентября Сталин разрешил оставить Киев. В ночь на 18 сентября командование фронта отдало приказ отходить с боем из окружения. Однако вскоре связь штаба фронта со штабами армий и со Ставкой была прервана… 20 сентября погибли в бою (по иной версии – застрелились. – Ю. С.) комфронта М.П. Кирпонос, член Военного совета, секретарь ЦК КПУ М.А. Бурмистренко и начальник штаба Тупиков…»

Тот самый, кого Сталин посмел обозвать «паникером»… А этот герой сердцем болел за жизнь красноармейцев, блестяще выполнял свой долг – под беспрерывными бомбежками нацистов, без сна и отдыха – истинный патриот Отечества. Убежден, что эти военачальники заслуживают того, чтобы быть помянутыми в том Памятнике жертвам сталинского террора, который мы не можем не воздвигнуть: предательство Памяти – преступно и мстит новыми ужасами…

Василевский: «Мне не раз приходилось слышать, что Генштаб в предвоенные годы мало уделял внимания укреплению обороны Ленинграда… Предвидел ли Генштаб возможность агрессии по побережью моря, через Прибалтику? Да, безусловно. И оперативным планом, разработанным Шапошниковым, были предусмотрены меры борьбы с врагом на этом направлении».

Однако же читатель помнит замечание Василевского, что Сталин требовал разработки лишь «юго-западного варианта»!

…Примечательно, что в «Биографии» Сталина ни слова не говорится о трагической блокаде Ленинграда, о мужестве осажденного города, о гибели сотен тысяч – от голода и холода.

Василевский: «В связи с обострением обстановки под Ленинградом (виною чему было в первую очередь упрямое самодурство Сталина, упрекать советских солдат – кощунственно. – Ю. С.) Ворошилов и Жданов были вызваны в Ставку. Разговор происходил на станции метро “Кировская”. Верховный сурово обошелся с ними и потребовал разработать оперативный план зашиты Ленинграда. Ворошилов и Жданов не выразили ни слова обиды на резкость тона…»

Почему?! Ведь им же было прекрасно известно, кто повинен в том, что Генеральному штабу было запрещено заниматься разработкой планов обороны Ленинграда накануне войны?! Где чувство собственного достоинства?! Верность правде?! Справедливости?!

В том-то и заключается преступление Сталина, что начиная с 1924 года, когда от нас ушел Ильич, он планомерно и по-византийски виртуозно уничтожал всех, кто имел собственное мнение и не боялся его отстаивать под страхом быть объявленным «оппозиционером», «социал-демократом», после – «врагом народа», а уж засим – «диверсантом», «шпионом», «террористом», «фашистским наймитом».

Государственный страх сделался у нас нормой жизни; возражение Вождю каралось смертью; люди ломались, добровольно называя черное – белым, лишь бы выжить! Василевский: «Ставка Верховного Главнокомандования (то есть Сталин. – Ю. С.) приказала войскам Волховского и Ленинградского фронтов нанести поражение вражеской группировке и снять блокаду с Ленинграда… В начале января 1942 года советские войска перешли в наступление. Но нас постигла неудача… В конце апреля 1942 года в Ставку прибыл командующий Ленинградским фронтом М.С. Хозин… Он предложил объединить войска Ленинградского и Волховского