— Ну как? — благодушно похлопал его по спине Крячко. — Полегчало?

— Ага, — кивнул Власик. — А то горло прям как горячим песком прихватило.

— Ну, вот и хорошо. — Стас ногой подвинул поближе стул и уселся на него верхом. — Ты пойми, чудак-человек, что с такими фортелями, какие ты вчера устроил на половину вашего поселка, тебя могут и найти. Не надо кричать на всю улицу о том, что видел и чего боишься. А теперь уже накричал. Так что спасать тебя надо. Чем быстрее мы его найдем, тем тебе спать спокойнее будет. И Вере твоей. Ну, поговорим?

— Да я и… — начал было опять юлить Власик.

— Ладно, ладно, — включился в разговор Гуров, понимая, что они не ошиблись, и Власик, правда, что-то видел. — Расскажи все по порядку. Мы поняли, что ты видел, как застрелили человека в машине рано утром на дороге, которая ведет к агрохолдингу? Ну, что ты видел?

Власик открыл рот и посмотрел на незнакомых людей, потом умоляюще на участкового, как на последнюю инстанцию, дающую надежду, что его сейчас не убьют. Но Говоров только ободряюще покивал головой и тоже предложил рассказать спокойно и по порядку. И как-то все сразу в голове пьяницы встало на свои места. Участковый-то свой парень. Он хоть и строгий, хоть и полицейский, но он в поселке всех знает, и его все знают, он своих в обиду никогда не давал, без повода в кутузку не совал и не штрафовал. Свой Петя Говоров, ему можно верить.

— Я вот как до вас, — показал Власик на Гурова, — ну, может, чуть подальше. В траву, значит, упал и спал. Мы с Митрохой всю ночь квасили в телятнике. Я под утро только ушел. Нельзя там оставаться, Верка убьет, что дома не ночевал. А оно вон как получилось — вырубился я. А уж когда рассвело, замерзать начал. Что там на мне, фуфайка на голое тело, да трико. И эти, галоши на босу ногу. Глаза открыл, понять ничего не могу, гудит все, как дятел долбит. Тут слышу — мотор работает. Я притаился. Вдруг еще подумают, что я вор. А это, может, с работы начальство. Голову поднял, а там машины стоят. Иномарка, значит, белая и эта… серая. Иномарка тоже, с наклейкой на бампере заднем. Знаете, модные такие… каплю с брызгами изображают. Их часто на всякие сколы наклеивают, чтобы не видно было повреждения. И номер мне в голову как гвоздями вбили: 2, 3, 4!

Власик поперхнулся, стал облизывать губы и головой крутить из стороны в сторону. Крячко все понял и снова подал ему стакан воды. Тот выдул его залпом, вытер рот тыльной стороной руки и, откашлявшись, снова заговорил:

— А тут рука, значит, из иномарки серой высунулась, и пистолет, как в кино показывают, с этим, глушителем на стволе. Толстый, длинный. И, главное, направил его на того, кто за рулем в белой иномарке сидел. И только хлопки. Даже не столько хлопки услышал, как с металлическим звуком, значит, затвор гильзы выбрасывает. Я ж в армии служил, помню, как оружие стреляет. Два раза он выстрелил, и сразу серая иномарка дала по газам и уехала. Я, как дурак, лежу. А у этой мотор работает. Страшно стало, но я подошел. А он в крови там сидит. Мертвый, значит. Тут я и протрезвел. Окольными путями, лесочком, как полоумный до дома бежал. Там Верка, конечно…

— Погоди про Верку рассказывать, — перебил его Говоров. — Ты расскажи, с чего вчера начал бить окна и прятаться. Чего вчера испугался?

— Я? Окна? — оторопело уставился на участкового Власик. Опустил голову, вздохнул, почесав во всклоченной голове, потом согласно кивнул: — Это я прятался, значит. А может, показалось, что за мной пришли. Я же эту машину вот как вас увидел вчера. Выпивши был, конечно. Но как увидел серый цвет, наклейку на бампере сзади, да этот номер, который до смерти мне не забыть, с тем окровавленным лицом, перепугался, что меня видели убийцы и приехали по мою душу. Наверное, прятался… — Последние слова Власик произнес совсем унылым голосом.

Полицейские переглянулись, но никто не проронил ни слова. Сейчас, главное, не спугнуть удачу. И не испугать свидетеля. Гуров кивнул Крячко, и тот, подвинувшись к Власику еще ближе, заговорил вкрадчивым голосом:

— Это понятно, Валера, а ты вспомни, ты машину-то где видел? Она стояла или проезжала мимо?

— Так стояла она, — шепотом профессионального трагика поведал Власик. — В начале нашего переулка и стояла. Ну, думаю, точно меня караулят. Там еще киоск стоит овощной, давно не работает. Ему коммуникации обрезали, когда прокладывали водопровод магистральный. Так и стоит, забором обнесенный. Я за этим забором и пробрался в соседний переулок и задами к себе. Вон, ногу ободрал.

— А говоришь, что не помнишь ничего, — вздохнул участковый.

— Так я то помню, а то как отрезало. Может, со страху. Дело-то ведь какое. Таких убийц и вы не всегда ловите. Киллеры это!

— Ногу он при мне вчера вечером ободрал, — пояснил Говоров, — когда в разбитое окно удрать хотел. Оттуда я его и вынимал. А киоск точно стоит. И заборчиком его коммунальщики обнесли, потому что прямо вдоль него трасса проходит. Я сам и велел им ограждение поставить, чтобы дети не падали в яму. Вон и копия предписания подшита у меня в делах.

Гуров велел отвести задержанного снова в камеру, извинившись перед Власиком и объяснив, что это пока для его же безопасности. Когда участковый вернулся и плотно прикрыл дверь кабинета, Лев начал раздавать задания.

— Так, товарищи, мы сейчас с вами по этой машине начнем работать. Работать быстро и очень осторожно. Нам с Крячко здесь «светиться» нельзя. Особенно ему. Станислав Васильевич на заводе и так уже две недели бродит, его только ленивый или сильно пьяный не видел. А вы, Говоров — местный участковый, ваше поведение или внимание к чему-то никак насторожить не может. Это ваше стандартное поведение. И ты, Сашка, тоже. Твоя оперативная зона, ты тут и так должен лазить и всех трясти, каждого уголовного таракана и сверчка. Поэтому! — многозначительно поднял он указательный палец. — Говоров, уточняешь, кто живет в соседних домах поблизости от того места, где стояла машина. Станислав Васильевич раздобудет тебе список тех жителей Демидова, что работают в агрохолдинге. Займись каждым человеком, прикинь, мог ли он иметь мотив для убийства генерального директора. Не думаю,