— Не понимаю, о ком вы, — пожал плечами Овчаренко. — Может, и есть кто-то похожий с такими данными среди моих знакомых, только всех разве упомнишь? Да и память у меня не из лучших. Я поэтому и в институт в свое время не смог поступить. А жизнь у меня хоть и не удалась, вы меня все равно с криминалом не мешайте. Нет у меня в той среде знакомых и корешей, и сам я не оттуда.

— Хорошо, тогда не будем время терять, Николай Владимирович! — сменил Гуров тон с насмешливого на строгий, почти приказной. Он взял со стола несколько листков бумаги и подошел к задержанному вплотную: — Слушайте и мотайте на ус! Вот это — копия из вашего личного дела, старшего сержанта частей специального назначения Министерства обороны Николая Овчаренко. Фото узнаете? Так что не надо про плохую память, неумение описывать людей, их внешность, запоминать детали. Судя по вашему боевому опыту и вашим заслугам, вы много чего умеете. И умеете хорошо. И никаких ранений и травм, в том числе психологических или психических, вы не получали. Вы уволились в полном здравии. Один вопрос закрыли, считаем, что на первой лжи мы вас поймали.

Он положил на край стола лист бумаги, предварительно подержав его перед лицом Овчаренко, потом продемонстрировал второй бланк. Это было заключение местного эксперта-криминалиста, которого срочно привезли из дома ночью, и он сразу включился в работу. Благо в районном отделе полиции оборудование позволяло проводить необходимые исследования.

— Вот этот второй листочек бумаги — заключение эксперта, в котором говорится, что следы оружейной смазки найдены в бардачке вашей машины на упаковке салфеток для рук. На этой же упаковке имеются пальцевые отпечатки гражданина Лукина, задержанного чуть раньше при попытке убить сотрудника полиции. Его же отпечатки найдены на приборной панели вашей машины, на пистолете, с которым вы поджидали машину сотрудников полиции. Так что с Лукиным вы хорошо знакомы и занимаетесь одним делом. И уж чтобы совсем не соблазнять вас возможной попыткой снова нас обмануть, я вам могу продемонстрировать показания этого самого гражданина Лукина. Дважды судимого за непреднамеренное убийство и грабеж.

— Вы уверены, что все это есть прямые улики, доказывающие мою вину? — хрипло осведомился Овчаренко. Он уже не улыбался, а смотрел, зло сведя брови над переносицей.

Гуров собрал в стопку бумаги и неторопливо отправился к своему креслу. Сложив бумаги в папку, взял чашку, пригубил ее и поморщился — кофе уже остыл. Крячко поддержал игру и спросил, а не поставить ли еще кофейку. Спать ужасно хочется, а тут столько запросов еще сочинять, рапортов писать, потом со следователем придется общаться, машину тащить на полную экспертизу. Дел — на весь день. И это после бессонной ночи.

Овчаренко хмуро смотрел на сыщиков, которые вели себя так, будто его здесь уже не было. Как будто все уже решено и доказано, и он сам не представляет больше для них никакого интереса. Медленно, но уверенно эта мысль в нем крепла, боролась с другой мыслью, что это все наигранно, что это уловка, но постепенно паника все больше и больше накрывала бывшего спецназовца. Это уже не молодецкая удаль, не под пулями бегать вместе с товарищами, зная, что они тебя, если что, собой рискуя, на горбу вытащат. Сейчас его вытаскивать будет некому. Хуже того, он оказался в такой ситуации, что его работодатели больше заинтересованы будут в том, чтобы он замолчал навеки, не успев рассказать то, что знал. Очень ясно ощутил Овчаренко, что он сейчас один, что смерть нависла над ним, и помочь ему абсолютно некому.

— Чего вы от меня хотите? — глухо прозвучал в комнате хрипловатый голос Овчаренко.

— От вас? — Гуров повернул голову и с удивлением посмотрел на задержанного. — Собственно, для того, чтобы посадить вас, улик достаточно. Потом мы еще поработаем с пистолетом, с вашими отпечатками. Наверняка еще что-то всплывет, что позволит увеличить срок. Вы тут уже не особенно нужны. Вы ведь знаете, что по закону ваше признание вины или непризнание никак не влияет на процесс.

Крячко встал, подошел к Овчаренко и, постояв рядом, покровительственно похлопал его по плечу:

— Знаешь, что, дружок, выбор, он всегда есть. Мы уж не станем тебя воспитывать и агитировать за здоровый образ жизни и лояльность к законам. Я так чувствую, у тебя эта зараза глубоко внутри сидит. Но что касается нынешней ситуации, то ты можешь нам помочь в одном важном деле.

— В каком? — без особого энтузиазма отозвался Овчаренко.

— Агрохолдинг «Эколайн Демидово»! Убит генеральный директор Агранович. Кто убил, за что убил, что за дела творятся в агрохолдинге?

— Там все серьезно, — глубоко вздохнув, отозвался Овчаренко. — Но кто завалил генерального, я сам толком не знаю. Хотя понимаю, что все вокруг этих дел с сыром крутится.

— Импортный сыр? Санкционный? — предположил Лев. — Который по документам числится уничтоженным?

— Не знаю точно, — задумчиво ответил Овчаренко. — Скорее, просто контрабанда. Здесь местные почти не замешаны. Кто-то на таможне не досматривает, и все. Вроде дело налажено было. У меня уровень не тот, чтобы мне рассказывали о своих решениях сверху.

— Твоя задача здесь? — коротко спросил Крячко.

— Надзирать. Нет ли интереса какого со стороны. Если конкуренты появятся, то… как бы это сказать… воздействовать, чтобы охоту отбить. Ну и все такое.

— Кто в агрохолдинге руководит аферами с сыром?

— Кроме Аграновича в деле были его заместитель Пожарин и начальник службы безопасности Курносов. Они все проворачивали, вся организация была на них, так что простые исполнители, такие, как водители, экспедиторы, грузчики, и не знали ничего толком. Особенно если учесть, что им хорошие премиальные рисовали.

— Ладно, а кто твои хозяева? Они откуда? Из Москвы?

— Этого я не знаю. Но, думаю, что они связаны с поставщиками. А вот отсюда они или из-за границы, я не знаю. У них все строго, никакой лишней информации.

— А ты-то как с ними общаешься, тебя как нашли и на эту работенку завербовали? — не вытерпел Крячко.

— Это года два назад еще было. Я подвизался в охране рынков. Людей нанимал, с криминалом решал вопросы. Подошел ко мне один человек, мол, давно присматривается. Предложил работу хорошую. Сказал, что помощников подбирать буду сам, но и ответственность моя.

— И что за работа? Что тебе вменили в обязанности?

— Прошу прощения, — вдруг улыбнулся Овчаренко. — Кажется, по нашим законам разрешается не свидетельствовать против самого себя. Зачем мне на себя что-то