Она помедлила мгновение, которое показалось вечностью, но потом сжалившись над ним, кивнула.

— Но ближе, не подходите, там заговор на чужаков, поэтому вам плохо может стать, ясно? — сказала девочка и пошла к дому, когда он согласно повёл головой.

Рэтар не знал, сколько он стоял и ждал. Оба светила были высоко и нещадно пекли, а внутри всё ещё порой было худо от последствия длительного приёма дурмана. Но вот девочка вышла, посмотрела на него с угрозой и побежала в сторону, вверх по скалистому, заросшему травой берегу.

Когда она скрылась, Рэтар решился подойти ближе. Если убьёт заговором, который скорее всего всё же был, то так тому и быть.

Он глянул на нить на руке, она была совсем бледная, но сейчас одна из ниток стала как будто ярче. То ли на свет, то ли и он и правду нашёл Хэлу…

— Я пела эту песню всего один раз, — Рэтар почти дошёл до входа, но этот голос… боги, это шуршание варсы, едва слышное, глухое, но это был такой любимый им голос.

— Ты пела её мне, — отозвался он, потеряв голос и замерев и не в силах больше идти. — Я помню все песни, которые ты мне пела.

— Я просто пела, — возразила она. — Не тебе. Просто песню люблю.

— Мне, Хэла, — обречённо прошептал Рэтар, — мне, родная.

Он не видел её, ведьма была в доме, в тени, лишь незначительное движение в проёме и кусочек его плаща. А он думал, что оставил его в Йероте. А потом осознание — жара, а она в плаще, с подкладкой из шкуры сунги… и бледнеющая нить. Радость от того, что вот она рядом, вытравило страх того, что она уходит от него, где-то там, далеко, где-то куда он не может дойти.

— Хэла, — с надрывом проговорил Рэтар, — тебе плохо, Хэла?

— Тебе надо уйти, — она говорила через силу, он едва слышал её сквозь слабый шум волн.

— Нет.

— Уйди, Рэтар, — задохнулась ведьма. — Ты хотел поговорить — ты поговорил. Теперь иди. Оставь меня.

— Хэла. Нить… она выцвела.

— Да. Дай мне умереть.

Ничего страшнее он услышать не мог.

— Нет, — Рэтар сделал шаг.

— Не смей, — остановила Хэла его и он увидел её руку, ладонь выставленную вперёд, с раной поперёк, кровящей, замотанной тряпкой…

Правая рука. След на его рубахе. Почти два луня прошло, а рана не зажила?

Боги, что он натворил?

— Нет, родная, я не уйду, я не дам тебе умереть, — прошептал он, сам не веря в то, что говорил. Слабак! Струсил, сдался, сломался. Предал её. — Не наказывай меня так, прошу тебя, Хэла. Не надо.

— Оставаясь, ты только продлишь мои страдания, — проговорила ведьма сквозь слёзы.

— Хэла, — Рэтар был готов на всё, что угодно, лишь бы просто остановить всё это.

Внутри всё скручивало, с болью, яростно и беспощадно. Зверь, которого он столько времени поил отравой, выл и сходил с ума, ненавидя, вгрызаясь в хребет и заставляя давиться горестным рёвом.

— Пожалуйста, Рэтар, — прохрипела она, закашлялась, осела на пол и он не смог больше — ринулся внутрь.

Хэла была закутана в плащ, она сжалась на полу, кашляя, на кое-как сколоченный дырявый дощатый пол капала кровь.

— Родная, девочка моя любимая, Хэла, — он сел возле неё на колени, аккуратно подставил под неё руки, поднял и…

В этот момент всё, всё, что было внутри, снаружи замерло в невообразимо щемящей тишине. Нить стянула его руку. Рэтар смотрел на женщину в его руках и не мог узнать свою Хэлу. Волосы были коротко острижены и были белыми, невыносимо седыми, лицо было худым, острые скулы, впавшие глаза, чёрные, жуткие круги под глазами, бледные губы.

Рэтар осторожно откинул полы своего плаща и захотелось умереть. Он не может даже мечтать о прощении, он сам никогда себя не простит.

Тёрк обещал его убить, если вернётся без неё, но он не собирался возвращаться, не найдя её. Если бы нить стала бесцветной, то Рэтар знал, что жизнь его тоже остановит своё течение. Без неё он не смог бы дышать.

А сейчас — Хэла была невыносимо худой. От мягкости её тела не осталось ничего, она была в жутком состоянии, словно голодала много луней, но Рэтар знал, что тело её иссушил заговор.

Связь с Горанами — ей нельзя было быть так далеко от их крови. И она знала, что умрёт. Она сознательно ушла, сознательно приговорила себя. Потому что то, что он подумал, что ей сказал, сделало слишком больно. А он, ничтожная слабовольная тварь, не искал, бросил, тщедушно отдался пороку, в котором призрачно воскрешал её образ, пытаясь утешиться им.

В его руках она была сейчас ребёнком. Он невольно вспомнил умирающую Элару. Слёзы уже не было смысла сдерживать и Рэтар разрыдался. Притянул к себе Хэлу, уткнулся в её шею, уже не было смысла, не было. Вот теперь он её терял. Она уходила, теперь навсегда и виноват был в этом он.

Рэтар убил Хэлу. Убил свою любовь. Её тонкая рука обняла его шею, другая легла на его голову, утешая.

— Прости меня, Хэла, — взвыл он. — Прости меня, любимая, прошу тебя. Не умирай, родная, не надо. Хэла, я так виноват, девочка моя, ведьма моя, я так виноват. Моя нежная, тёплая, мягкая, живая, настоящая, несносная моя, Хэла моя, любимая. Прости…

Сон пришёл сам собой, нещадно вытаскивая сознание. Он просидел на руках с Хэлой больше мирты — прошёл день, сменился теменью, потом ещё один и снова темень. И эта темень его забрала. Он уснул, уснул обнимая Хэлу, которая всё это время не приходила в себя.

А Рэтар прижимал к себе и молился, когда силы держать её покинули его, он аккуратно переложил её на какой-то странного вида трин, старый, истертый. Растянулся рядом, продолжая обнимать.

Он точно знал, что если она перестанет дышать, то он возьмёт её и пойдёт в море, поплывёт так долго, как сможет и позволит воде забрать его жизнь.

Впервые за столько времени, что был без Хэлы рядом, он наконец уснул, как тогда, когда она грела его, когда была рядом и успокаивала. И сейчас, безумец в нём, зверь, пламя внутреннего огня, отдались ей. Сила Хэлы для Рэтара была лишь в том, что вот она, рядом и больше ничего не надо. Всё остальное не имеет никакого значения.

Даже страх, который он испытывал, ища её, сейчас ушёл.