Шрифт:
Закладка:
За рассказом незаметно пролетело время, и вскоре мы отправились в путь до поместья Де Орли. Правда, после рассказа фрая Гюнтера появилось ощущение, что поместье обладает слишком уж мрачной историей.
— О чём задумались, леди? — спросила уже в дороге Герда.
— Думаю о рассказе фрая. Этот Ланс де Орли… — пыталась подобрать слова я.
— Редкая мразь он! — зло и решительно ответила Герда.
— Ничего себе! — удивилась я. — С чего такие выводы?
— А то непонятно, что город он уничтожил, чтобы наложить лапу на торговлю? Ведь торговцы его ни в грош не ставили. И про местные обычаи он прекрасно знал, и тайные ходы в город. И болезнь меняет людей. Но не за такой короткий срок. А вот возможность собрать чумных и прокажённых со всей империи и перевезти их в город, пообещав вольную жизнь до смерти, у этого дюка как раз была! — печатала Герда.
— Да уж, — только вздохнула я. — А ведь его потомок и сейчас жив, здоров и является одним из самых знатных людей империи.
Глава 48
Разговор как-то затянулся сам собой. Герда, когда не старалась соответствовать своей роли служанки, а я всё больше убеждалась, что служанка она совсем недавно и совершенно не привыкла к сословным рамкам, была очень внимательной слушательницей и прекрасно выстраивала логические цепочки из услышанного. А вот дальше к ней появлялись вопросы.
Герда без стеснения озвучивала свои выводы, не обращая внимания на то, что сразу себя выдаёт по всем статьям. Во-первых, здесь не было женского образования, а некоторые её выводы были бы невозможны без определённой базы знаний и опыта. И где это интересно женщина простого происхождения этого опыта смогла набраться? Если даже леди не имели работы и были скорее стервозной вывеской семьи, чем полноправными членами общества. Как раз перед отъездом я читала в газетах о скандале с леди Таисией, графиней Сторил. Девушка осмелилась не просто проникнуть в высшее учебное заведение под видом собственного брата. Хотя одно это вызвало такую бурю негодования, что на неё было совершено покушение. Так ещё и устроилась работать, и ни куда-нибудь, а в столичную управу йерлов, местных стражей порядка.
А во-вторых, люди здесь чуть ли не с младенчества приучались ко всевозможным сословным границам. И даже уличные мальчишки-газетчики мгновенно меняли манеру держаться в зависимости от того, кто стоял перед ними: лорд, фрай, сорр или чернь. Иными словами, сохранять подчинение условиям сословных ограничений и подчинения, здесь было естественным поведением. А для Герды все эти «да, леди, конечно, леди» требовали усилий и напоминаний. Для взрослой женщины очень странная особенность. Так и хотелось спросить, где же та чудесная деревня, где люди не обращают внимания на происхождение?
Тем не менее, спорить с ней и обсуждать свои выводы, было очень интересно. И я ощущала странное чувство родства и ностальгии, вот так же мы спорили и обсуждали всё время с Генкой, получая то самое «семейное» мнение во всех вопросах.
— Жаль что неизвестно кто такая Пташка, — вздохнула я. — Или ты тоже думаешь, что мать Эдмонда Вестарана была не в себе?
— Да уж конечно! — хмыкнула Герда. — Скорее ей запретили что-то рассказывать под страхом смерти, своей или сына. А это «Пташка» больше похоже на домашнее прозвище кого-то очень для неё близкого и важного. Иногда так бывает, что такие прозвища становятся роднее имени.
— Да, я знаю такой случай, — согласно кивнула я, вспомнив Лисёнка.
— Видно ничего хорошего с этой Пташкой не случилось, раз леди де Орли говорила о ней в прошедшем времени, — вздохнула Герда. — И с нами тоже будет всё не очень хорошо, если мы не поедим.
Едва волшебное слово «поедим» прозвучало, как в щель между лёгкой крышкой, чуть прикрывающей большую коробку с подушкой внутри, и краем этой коробки просунулась чёрная кошачья лапа, ловко отодвигая крышку до конца. Изогнувшись дугой и вытянув лапы, Баюн зевнул и с выражением вечного кошачьего любопытства на мордочке оглянулся.
Дорогу он не любил ещё в прошлой жизни, вот и здесь Баюн почти всю дорогу спал в коробке, реагируя только на слово «еда». Сейчас, абсолютно игнорируя меня, замерев статуей, он пристально наблюдал за тем, как Герда откидывает закреплённую между сиденьями кареты столешницу и выкладывает из корзины, закрытой тканью, порезанный на куски хлеб и завёрнутую в кальку курицу.
— В гостинице, когда узнали, что ещё и ужин нужен в пансион, положили таких семь тушек, — объяснила Герда внушительный размер корзины, занявшей всё пространство под одним из сидений. — Варёных яиц примерно десятка три, ну так, если на глаз считать, хлеб, сыр. Похоже надеются, что и пансионатским что-то, да перепадёт.
Баюн в это время потихоньку подкрадывался вплотную к Герде. Каждый раз ненамного сдвигаясь и снова замирая. В конце, возмущённый невниманием к своей особе, Баюн начал осторожно прикасаться лапой к локтю Герды, раскладывающей еду.
— Бай, не мешай, — ответила Герда. — Иди, вон, на место.
Герда чуть приподняла локоть, и Баюн легко запрыгнул на эту подставку и расположился на плече Герды.
Мысли заметались в голове, сопоставляя и ища противоречия. И не находя их. А сердце вторило безумству в голове. Я десятки, если не сотни, раз наблюдала эту картину. Именно так, с опорой на подставленный локоть, Баюн забирался на плечо Генки. Там было его место. И именно так Генка сократил имя Баюна. Сам зверь отлично откликался и на Баюн и на Бай.
Но вот Герда об этом знать не могла! Не осмелилась бы местная жительница сократить имя питомца леди по своему усмотрению. Не могло быть плечо служанки местом для недавно купленного котёнка. А ведь в тот день Гена ушёл на рыбалку с Баюном. Мог ли кот провести каждого из нас в это странное отражение нашего мира? Или это просто отражение души моего мужа? Просто в женском теле?
И что делать мне, чтобы это узнать? Спросить прямо или ждать следующей подсказки
