— Понимаете, леди, всё, что известно о тех событиях, известно из молвы, песен и страшных легенд простонародья, — предупредил меня фрай.

— Сила государства хранится в мудрости, простоте и величии простого народа, — вспомнила и повторила я слова, приписываемые Пушкину. — А в памяти его вечно звучат голоса наших предков.

— Странные слова, — задумался фрай Гюнтер. — Но чем-то цепляют. И знаете, здесь в окрестностях множество подтверждений тех легенд. Так что, может эти слова и верны! В этих местах, есть одна особенность. Целый месяц жуткой погоды! Тёплый воздух с равнин сталкивается с ледяной водой, наполняется сыростью и превращается в ливни и в вихри. А когда спускаются ледяные ветра с гор, что расположены севернее… Утром иной раз невозможно выйти из дома, потому что всё покрыто льдом, а оставшиеся на улице гибнут. Все дела к этому времени заканчиваются, запасы пополняются. И именно в это время, ещё с древности, мы отмечаем Дни Смерти и поминовения. Накрывают столы, за которыми собираются все члены рода и вспоминают о предках, рассказывают о их жизни и делах, хороших и не очень. А Смерть ходит по улице, где даже воздух замер от холода, и заглядывает в окна, проверяя, чтим ли мы истоки своего рода. Но тогда, похоже Смерть не удержалась на улице и зашла в чей-то дом. Может, хотела наказать за что-то. А может, просто устала в вечном холоде и хотела отогреться у домашнего очага. Но когда её дни миновали, на улицы города с теплом начали выползать ужасные существа, словно давно умершие, вдруг решили вернуться по домам. Люди гнили заживо. Язвы, чернеющая кожа, сожранные гнилью языки, уши и носы. Болезнь меняла людей так, что невозможно было узнать даже близких соседей. Ужас поселился в Орливуде. Набатный колокол не смолкал, дымили костры, куда стаскивали трупы. Те, кто был здоров, или считал себя таковым, решили остановить распространение заразы, убивая тех, кто заболел. Но всё было тщетно. Через неделю город был окружён воинами Де Орли. Выставленные катапульты забрасывали в город горшки с какой-то смесью, от которой горел даже камень мостовых. А тех, кто уцелел в пламени и смог прорваться за стены Орливуда встречали арбалетные болты. Стреляли и в людей, и в животных. Дюк Де Орли не хотел рисковать, выпуская хоть кого-то из заражённого города.

— Какой ужас, — схватилась я за горло, словно почувствовав горечь гари вокруг.

— Несколько дней подряд полыхал Орливуд. А потом дюк велел опахать город на сотню шагов и засыпать пашню известью и солью. Он вложил целое состояние, строительство тогда было недёшево. Но вокруг известковой пустоши возвёл стены, высотой в семь мер человеческого роста. Любого, кто пытался проникнуть за стены, убивали сразу. Чтобы не будил беды. А для потомков оставили на стенах вмурованные скрижали с описанием произошедшего. — Продолжил фрай.

— И якобы, всё имущество горожан сгорело, да? — насмешливо фыркнула Герда. — А как же торговля? Пошла теперь через замок Де Орли?

— Да, а как ещё? — не понял смысла её слов фрай. — Но вот с того времени и до смерти дюка Орли процветали. Но уже между внуками дюка начались распри. Да и торговля стала спадать. Опасные течения, наступление холодов, постоянно растущие пошлины и новые поборы в казну Орли, сделали налаженные пути непривлекательными. Торговля перетягивалась в другие, более южные места. И начался упадок Де Орли. Уже правнук Ланса Орливудского, как и знаменитый прадед, был вынужден покинуть родовой замок, чтобы не делить наследство со старшим братом. Где и как он жил долгое время неизвестно. Но вновь он появляется уже ближайшим сподвижником и другом короля Тервеснадана, будущей Тервеснаданской империи. Империя тогда только рождалась в муках и пламени бесконечных войн, собиравших и подчинявших земли различных мелких королевств. Окончательно обнищавшее за десять лет скитаний младшего брата Де Орли будущему императору не сопротивлялось. Законный владелец дошёл до того, что пытался проникнуть за Охранную стену, стараясь хоть как-то поправить дела. Но то, что он увидел у крепостных стен города, свело его с ума. Он пил и нёс бред, а когда увидел отряд со знамёнами брата, сбросился с башни. Новый дюк вступил в наследство, присягнул своему другу и снова отправился с ним на очередную войну. А замок Де Орли осталось тихо умирать без хозяйской руки. Вспомнили о нём, только когда сюда была сослана жена и новорождённый сын дюка.

— Подождите! — чуть не подпрыгнула я, когда в памяти Дианы мелькнуло узнавание событий.

— А это не тот ли ближайший друг короля, который соблазнил королеву? Ту, что умерла в заточении на острове Мёртвых?

— Он самый, — кивнул фрай.

— У него ещё и жена была? А когда её сослали? До того, как её мужа поймали с королевой или после? — спросила я.

— Точно не знаю, но видимо до. Чтобы не мешала очаровывать королеву, напоминая о себе. Да и когда решаешься на такое, единственного сына всё же лучше отправить в безопасное место. Хотя как оказалось, жену король изгнал и заточил, а вот друг в опалу не попал, и по прежнему был рядом с королём. — Развёл руками фрай. — Жена дюка, как могла, управляла замком. В помощь себе она взяла совсем юного, но обученного счëту и грамоте, сына одного из местных сборщиков. Как вы понимаете, моего далёкого прадеда. Наша леди была всегда грустна, задумчива и молчалива. Я бы даже сказал не в себе. У нас пересказывают друг другу из поколения в поколение, что прежде, чем принять какое-то решение, она произносила фразу: «Пташка сделала бы так».

— Пташка? Кто это? — переспросила я.

— Ну говорю же, не в себе была немного. А когда её муж забрал с собой на войну ещё и сына, чуть не сгорела от тоски и страха за единственного ребёнка. — Ответил фрай. — Эдмонд вернулся к матери уже герцогом Вестараном. Его отец, получивший большую часть владений предателей Дюбраси, передал сыну уже новый титул и место восьмого герцога и ленд-лорда империи. Пока герцогиня доживала здесь свой вдовий век, сын навещал, содержал гарнизон, слал обозы. А после смерти Жанны Де Орли забыл сюда дорогу, доверив управление верным слугам герцогини. Моим предкам, служившими управляющими в поместье. Господа здесь были редкими, но всегда ожидаемыми гостями. А потом… Отец нынешнего лорда, без каких-либо объяснений,