Угрозы Бирме и Индии со стороны японской армии

Из Бирмы снова поступали плохие новости. В конце февраля 1942 года британские и индийские бригады были врасплох захвачены японцами перед широкой рекой Ситтанг. Вынужденные отступать, британцы взорвали одинокий мост через реку, оставив одну из индийских бригад в ловушке на дальнем берегу. Отступление не сильно повлияло на боевой дух остальных индийцев. Страшная перспектива вторжения японской армии в Индию и соединения там с немцами теперь выглядела вполне возможной. Крайне обеспокоенный, Черчилль попытался перебросить в Бирму две австралийские дивизии, которые возвращались домой для защиты Австралии, написав премьер-министру Кэртину, что «в мире больше нет ничего, что могло бы заткнуть эту дыру»[229]. Кэртин, который больше не доверял тому, как Британия ведет войну, отказался разрешить эту передислокацию. Родственные узы внутри Британской империи разрушалась.

Дома Черчилля осаждали пресса и его критики. Генерал сэр Алан Брук записал в дневнике: «неприятнейшие высказывания различных министров в связи с поражениями наших войск… Мне было трудно сохранять самообладание, когда звучали некоторые критические замечания. Политики предпочитают, чтобы их кормили победами, а не потчевали поражениями… это было очень неприятное заседание кабинета министров».

Как показано на рис. 13.1, лондонский фондовый рынок распродал свои акции в ответ на падение Сингапура, а затем еще больше упал в результате продолжающегося потока поражений и потерь:

● Голландская Ост-Индия 8 марта 1942 года;

● Филиппины 9 апреля;

● Мандалай 29 апреля;

● Коррегидор, у входа в Манильскую бухту и последний опорный пункт на Филиппинах 6 мая;

● потери на Цейлоне;

● и в Бенгальском заливе.

Теперь в Австралии стоял ропот, и ходили слухи о восстании в Индии. Это было поистине мрачное время. В конце марта Рузвельт написал Черчиллю личное сочувственное письмо, в котором он описал нападки и критику, которые получал от известных обозревателей, «которым не хватало опыта и знаний». Тем не менее, эта критика создавала негативное, почти пораженческое настроение в Соединенных Штатах и стала одним из основных факторов падения фондового рынка весной того года. В заключение Рузвельт дал несколько личных советов, которые должен взять на вооружение каждый портфельный менеджер, столь же перегруженный делами.

«Я знаю, что вы сохраните оптимизм и великую движущую силу, но также я знаю, что вы не будете возражать, если я скажу вам, что вы должны воспользоваться моим опытом. Раз в месяц я уезжаю в Гайд-парк на четыре дня, заползаю в нору и закрываюсь там. Мне звонят по телефону, только если речь идет о чем-то действительно очень важном. Я бы хотел, чтобы вы тоже так попробовали, и я бы хотел, чтобы вы немного поукладывали кирпичи или написали еще одну картину»[230].

Новые поражения союзников в Северной Африке и Северной Атлантике

В то же самое время весной 1942 года с таким трудом достигнутые ранее успехи в Северной Африке были сведены на нет: генерал Окинлек потерпел поражение в пустыне; Тобрук в Ливии (на северо-востоке, у границы с Египтом), с гарнизоном в 25 000 человек, пал за один день, что означало, что Ливия была потеряна. Британские армии отступили на 400 миль через пустыню к египетской границе. В общей сложности 50 000 человек было убито или взято в плен, и потеряно огромное количество техники. Роммель казался военным гением. Немцы продвигались на захваченных английских машинах, работающих на захваченном горючем и масле, с захваченным оружием и боеприпасами. Войска союзников откатились туда, где они были два года назад, а Роммель триумфально двигался вперед. Не исключено, что следующей жертвой мог стать Каир. На самом деле, Муссолини, желая приобщиться к славе, готовился присоединиться к Роммелю в победном параде завоевателей по улицам Каира.

Кроме того, в Северной Атлантике был «рай для подлодок», как его описал Черчилль, и арктические конвои для доставки оружия в Россию подвергались непрерывным атакам со стороны катеров, немецких эсминцев и крейсеров, а также с воздуха. Конвои часто теряли половину своих торговых судов и их эскорт[231], а условия были жестокими: 10 или 20 градусов мороза с жестокими ледяными штормами. Из-за экстремального холода и влажных условий на этих судах свирепствовал туберкулез, а мужчины не справлялись с усталостью от бесконечных вахт и боевых постов. Надстройки военных кораблей часто были покрыты льдом, рука человека без перчаток замерзала при соприкосновении со сталью, и если корабль был торпедирован, то человек, оказавшись в ледяной воде, мог рассчитывать прожить только минуту или две. (Два замечательных романа об этих эпических конвоях – «Жестокое море» (The Cruel Sea) Николаса Монсератта (Nicholas Monseratt) и H. H. Николаса Монсератта и «H.M.S. Улисс» Алистера Маклина). Даже после всего, что сделала Англия, и всех потерь, которые она понесла при этом, Сталин продолжал жаловаться Рузвельту, что англичане не посылают недостаточно конвоев, и в конце апреля 1942 года Рузвельт упрекнул в этом Черчилля. Тот ответил:

«Более того, трудности российских конвоев не могут быть решены просто противолодочными средствами. Вражеские тяжелые корабли и эсминцы могут нанести удар в любой момент. Даже в нынешнем конвое мы подверглись нападению вражеских эсминцев, которые были отбиты с повреждением одного из наших. “Эдинбург”, один из наших лучших шестидюймовых крейсеров, был сильно поврежден подводными лодками и сейчас буксируется в Мурманск, где все еще стоит в доке “Тринидад”, поврежденный во время проводки последнего конвоя. Только что я получил известие, что линкор “King George V” столкнулся с нашим эсминцем “Punjabi”: “Punjabi” затонул, а взрыв его глубинных бомб повредил “King George V”»[232].

Потеря уверенности в британских военных силах и Черчилле

В те времена Черчилль, хотя он и не хотел признаваться в этом, чувствовал себя в постоянной осаде, поскольку каждый день откуда-нибудь приходили очередные плохие новости. Он терял веру в своих генералов и в способность британского оружия на равных бороться сразу с двумя врагами – Германией и Японией. Управляющий портфелем, переживающий полосу неудач и день за днем сталкивающийся с каскадными потерями откуда не ждал, может посочувствовать премьер-министру.

Но это была война, а не инвестирование, и раны не были финансовыми ранами; эти раны были смертельными. Все эти неудачи привели к тяжелым потерям в живой силе, технике, самолетах и кораблях. Казалось, что ничто не идет, как надо. Зима и весна 1942 года повсюду были суровыми для союзников, и критика ведения войны в прессе была жесткой. Условия жизни в Лондоне и других крупных городах, подвергавшихся бомбардировкам, были ужасными. Лорд Бивербрук («Макс» для Черчилля, его близкий друг и единомышленник) написал премьер-министру 17 февраля 1942 года: «Люди потеряли уверенность в себе, и они обращаются к правительству в попытках вернуть эту уверенность».

Однако инвесторы и лондонский рынок никогда