Но сейчас, даже в компании Уильяма, мне будет не до развлечений в Париже. Я должна посвятить все свое время поискам изумруда.

Вопросы то и дело всплывали в голове, словно заезженная пластинка. Все ли я нашла во Флоренции? Или, может, следовало работать тщательнее? В архиве я просмотрела все пункты из списка Розы и дополнительные рукописи, но в итоге нашла только ключ Федерико для расшифровки и одно письмо, связанное с изумрудом. Я боялась, что упустила нечто важное.

Я набросала план действий в Париже, в котором значилось несколько обязательных пунктов. Я заранее знала, где находится каждый источник, с которым мне стоит ознакомиться.

Мари-Кристин Клеман – адрес ее электронной почты мне прислал Никколо, – наконец ответила на письмо, и мы назначили встречу у нее дома, чтобы посмотреть документы «Фальконе». Этот вариант вселял в меня надежду так же, как и остальные.

Мой детальный план предусматривал всего шесть часов сна и никакого свободного времени. Если я приложу достаточно усилий, то смогу найти изумруд и спасти Розу. Я молча проклинала ее за то, что она поставила меня в такое затруднительное положение, но с этим я разберусь позже. Когда мы обе будем в безопасности.

После приземления я проверила телефон. Был пропущенный звонок с американского номера – звонила мама. Мы не разговаривали больше месяца, и я не рассказывала ей ни о поездке в Италию, ни о Розе, ни об Уильяме, ни о том, что я пустилась на поиски изумруда, чтобы спасти жизнь себе и своей подруге. Мне не хотелось, чтобы она волновалась. Но я чуть не проболталась, когда она спросила, где я сейчас. Я ответила, что в Париже – провожу исследования, и описала тему новой, полностью финансируемой докторской диссертации. На первый взгляд мои слова звучали как идиллия, это была возможность, о которой любой ученый мечтает всю жизнь. Только я знала всю правду.

Квартира друзей Уильяма располагалась в здании, построенном в стиле Прекрасной эпохи в Пятом округе. В квартире преобладал белый цвет, даже деревянные балки на потолке были выкрашены в белый. Книжные шкафы, забитые от пола до потолка современными книгами, соседствовали с небольшим шкафом, где за стеклянными панелями покоились старинные издания.

– Кто здесь живет? – спросила я Уильяма после того, как он провел для меня экскурсию по квартире.

– Немецкие классицисты. Они преподают в Сорбонне, но в настоящее время находятся в творческом отпуске в Афинах.

– Так вот почему в квартире так мало личных вещей.

– Ты думала, что они шпионы? – усмехнулся он, прошептав слово «шпионы». – Я познакомлю вас в следующий раз. Они замечательные люди – позволяют мне приезжать и уезжать когда заблагорассудится.

– Теперь я понимаю, почему ты так часто бываешь в Париже. Как профессора могут позволить себе такую квартиру?

– Она досталась им от родителей. Тут уютно, правда?

– Более чем.

– Думаю, нам стоит на минутку вернуться в спальню, дорогая. Я должен показать тебе кое-что еще. – Он отступил назад с игривой улыбкой и ослабил галстук.

Конференция Уильяма стартовала на той же неделе.

Моя собственная амбициозная программа начиналась с Национальной Библиотеки на улице Ришелье, расположенной в бывшем частном особняке – частном отеле. Хотя я написала письмо с просьбой разрешить мне ознакомиться с их собраниями несколько месяцев назад, для получения читательского билета нужно было пройти собеседование, что в итоге стоило мне рабочего дня, поскольку собеседования проходили в другом отделении Национальной библиотеки, на противоположном конце Парижа. На следующий день я стояла у входа еще до открытия библиотеки, держа в руках свою карточку.

Читальный зал был самым роскошным из всех, что я когда-либо видела: длинные витражные окна, обрамленные панелями из темного дерева, широкие столы с отдельными лампами из зеленого стекла. Мне дали номер и место у окна. Читателям разрешалось знакомиться с пятью рукописями в день, заявки составлялись от руки карандашом. Поскольку каталоги коллекции, которые меня интересовали, не были доступны в Интернете, я впервые ознакомилась с ними в библиотеке и обнаружила множество писем Федерико, о которых даже не знала.

Здесь, как и во Флоренции, меня постигло глубокое разочарование из-за квоты на заявки, поскольку в рукописи часто оказывалось лишь одно из писем Федерико, и тогда у меня оставалось лишь четыре возможности за день. В течение первой недели я заказывала по пять рукописей каждый день, успокаивая себя обещаниями на шестую в четверг, пятницу и субботу.

Я пролистала переписку Федерико с его привычными подобострастными заверениями в преданности видным деятелям, бравыми военными советами и даже написанный им самим трактат, который он посвятил королю Генриху III, собственному наставлению для принцев, так называемые «Княжеские зерцала». Я знала, что во французских архивах хранится огромное количество материалов, но переоценила свою способность быстро их обработать. Я работала каждый день до самого закрытия. Архивариусы косились на меня, с любопытством разглядывая неуемную молодую американку, которая не уходила на принятый двухчасовой обед. К концу недели я просмотрела двадцать семь рукописей, но не нашла ни одного упоминания об изумруде. Шансы что-нибудь обнаружить уменьшались, но я не пала духом. Непонятно, почему Роза настояла, чтобы я занялась поисками в Париже.

Каждый вечер после закрытия библиотеки я возвращалась на метро в квартиру, где Уильям встречал меня ужином из трех блюд. После шести вечеров застолий, достойных Вателя, мы стояли на кухне, пока он готовил ризотто с шафраном. В большой кастрюле кипела вода, а сбоку стояла маленькая чашка с бульоном, в который он опускал нити шафрана. Я наблюдала, как он мастерски нарезает луковицу.

– Откуда у тебя столько энергии на готовку? – спросила я.

– Она расслабляет меня после долгого дня интеллектуальной работы.

– У тебя это хорошо получается. И мне нравится видеть мужчину в фартуке.

– Копирование рецептов из кулинарных книг в библиотеке было моим первым знакомством с наукой, – пояснил он. – Мне пришлось учиться готовить с раннего возраста, потому что я не любил арахисовое масло.

– В этом мы похожи, – сказала я. – Моя мать попросила соседку давать мне уроки. А потом меня негласно назначили шеф-поваром. При этом мы ели много замороженных продуктов. Я никогда не была вдохновенным поваром. У меня не хватает терпения.

– Терпение важно, но и страсть тоже. – Он положил нож, сполоснул руки, вытер их о полотенце и погладил меня по щеке.

– Как проходит конференция? – спросила я.

Он ложкой выложил сливочное масло на сковороду и, когда пенка спала, положил туда лук.

– Все проходит гладко, спасибо. Мы организовали продолжение ноябрьской встречи в