Как и в нашей стае, здесь было очень много детей, беззаботно бегающих меж взрослых и кричащих на незнакомом мне языке.

Бабушка после того момента, как мы расстались в главном шатре, больше не появлялась. Мы с мамой её даже не видели, но если я могла думать о ней, то у Беатрис с этим было сложнее: за условный час нашего нахождения здесь к ней подошли уже больше пятидесяти мужчин разных возрастов, чтобы обязательно пожать руку (иногда поцеловать или даже предложить что-то пошлое). Всё это происходило под тяжёлым испытующим взглядом моего Альфы, благодаря чему до приставаний никто опуститься не успел. Мама же с каждой неудачей никла сильнее и серела лицом даже в ярких отблесках огня.

– Их же еще много, – попыталась подбодрить его я, – может остался тот, кто тебя не успел увидеть.

Женщина хмыкнула.

– Зачем давать шанс на «волшебную пару», идеальную любовь, если никто тебе не подходит? Не работает эта ваша природа, только не со мной! – пробурчала она.

– Ну и наплюй, – мельком оглядел её Варг, встав и пройдя своей вальяжной походкой в сторону мило шипящей на второго мужа Ариэллы с младенцем на руках.

Мама поджала губы, смотря ему вслед с долей печали и тяжести. А меня осенило.

– Лорд Варг…

– Не имеет пары, – продолжил Аир, неизменно расслабленно сидящий рядом со мной, – вот только он не согласится её коснуться.

Мы с мамой переглянулись.

– Почему? – приняла на свой счёт она.

Ей осталось только пощупать себя или принюхаться, дабы в полной мере показать сомнения в себе.

– Не заметили странный факт? Он не касается необращенных волчиц, – с ленцой пояснил курт, – ещё у нас дома он не стал помогать Аквилегии. Каким бы уродом он не был, но он лорд – им с детства вбивают, что нужно быть «кавалерами», в их понимании женщина слабее и всегда нуждается в помощи. Но в этот раз он лишь взглянул на неё, – хмык, – он не хочет встретить свою пару.

Я ошарашенно застыла.

– Это странно, – продолжил Аир, – но говорить ему о своих догадках не стоит – у них с его женой нездоровые отношения, и кто знает, как отреагирует он, и как отреагирует она.

Между нами повисла тишина.

– Он ей изменял, – рядом плюхнулась Амелия, потеснив маму к краю лавочки, – что? – она оглядела меня с надутыми губами, – прости, что обозвала тебя и послала. Но я, знаешь ли, здесь надолго, а навещать меня ты не будешь. Скажи спасибо, что я сама пришла и унизилась, чтобы с тобой посидеть!

Я только поджала губы, Альтаир закатил глаза, но промолчал, чувствуя мою нерешительность в сердце.

– Так вот: он ей изменял, когда с ней что-то случилось. Сделал Алессу на стороне, а сейчас даже смотреть в сторону других боится, хотя она его простила. Так волчицы говорят – эти проститутки давно пытаются залезть к нему в штаны. Безуспешно, конечно.

Я кивнула, понимая, что мне не было бы дела, если бы это не касалось мамы.

– Но как по мне, лучше быть подальше от них всех! – беззаботно продолжила девушка, – он всё равно свою Элли не разлюбит, а над парой только издеваться будет.

Мама поджала губы и кивнула.

– Подозревала что-то подобное. И разрушать чужую семью… не моё, – выразилась она.

Я даже не знала, что ей ответить, не то что как поступить. Разговор с самим лордом был бы хорошим вариантом, однако если Альтаир сказал, то лучше не стоит.

– Знаете, без пары точно лучше, чем с ним. Я вас уверяю, – повернулась к ней Амели, – через пару лет и Джей поймет, что ей лучше со мной и вами, а не… – косой взгляд на Аира.

– Лучше с дьяволом в котле, чем с тобой, Амелия, – ответил он тем же тоном, заставив ее яростно сощурить глаза, – твоя дружба вообще, как отдельный вид пыток.

Он усмехнулся и прижал меня к себе. Но не успела девушка ответить ему, как над стаей раздался громкий плач, от которого дернулись Варг и Ариэла. Последняя отдала младенца Виктору, добежала до дерева, с которого сноровисто спрыгнул сын Алессы, и забралась на первую широкую ветку, где сидел маленький Ру и кричал. Женщина села в привычную медитативную позу прямо на дереве, посадила мальчика на колени и прижала к груди, утешая и разглядывая окровавленный пальчик.

У самого дерева стоял Маркус, который, очевидно, вновь укусил второго мальчика, потому как его губы были в крови. Он замер, глядя в разные по цвету глаза отца, в то время как сам Вольтер вызывал паническое желание сбежать (не смотря при этом на меня). Секунда, и возник усталый вопрос Алессы, сидящей рядом с мужем:

– Марк, ну сколько можно? Отдай Элли палец.

– Регенерация уже началась, пусть доедает, – ответила в спокойном тоне Ариэлла.

А меня чуть не вырвало. Тошнота поднялась и подступила к горлу.

– Маркус, – ледяной тон Вольтера.

Мальчик расширил глаза, отвернулся и вновь залез на дерево, чуть не упав у самой ветки – его подхватил метровый чёрный… хвост Элли, больше напоминающий львиный. Стоп, хвост?! С кисточкой на конце и явно сильный, раз смог поднять четырёхлетнего ребенка! К слову, никаких хвостов до этого момента у неё не было!

– Домой хочу, – сообщила Альтаиру я.

– Да, – рассмеялся он, – мне тоже не нравится, но нам нужно подождать твои бабушку и возможно маму. Потом уйдем. Обещаю.

Я кивнула, наблюдая за тем, как женщина сжигает в пламени на ладони откушенную часть тела собственного сына, в то время как он сам спокойно смотрит, как отрастает новый пальчик.

Меня передёрнуло.

– Маленькие курты всегда такие агрессивные? – спросила я шепотом.

– Он не куртенок, – ответил Альтаир, – Ру – да, а Марк – почти нет. Ещё одна раса, и они питаются людьми, – он хмыкнул, – не себе подобными, а теми, кто, можно сказать, другого вида. Алесса такая.

– Кошмар, – вынесла вердикт я.

Мне кивнули.

– Наш сын не будет таким, Джули. И если ты переживаешь, то мы всегда сможем нанять няню, – проникновенный взгляд мне в глаза.

Я вздохнула.

– Ты сам перенёс этот разговор. И начал снова. Ты делаешь так всегда, когда я с тобой не согласна, – не выдержала я, – а я не готова уступить. Как и не готова к ребенку любой расы и любого пола. И я не хочу спихивать его на кого-либо. Я хочу сперва созреть для этого, и только после растить его. Не делать всё наобум: получится у меня воспитать его нормально или нет.

Между нами повисла тишина. Я ощущала его недовольство, накатывающее волнами.

– Сколько? – прохладный вопрос от него.

И мой честный ответ:

– Пять лет.

Он даже брови поднял в изумлении.

– Давай год? – улыбка маньяка с конфетой.

– Пять, – повторила я.