Шрифт:
Закладка:
Пройдя через проверку органов НКВД — НКГБ, Гиль и его подчиненные не чувствовали себя спокойно. Но чекисты арестовывать их не спешили, поскольку поголовное заключение под стражу командного состава «Дружины» могло бы вызвать не тот эффект, на который было нацелено руководство ЦШПД, разлагая коллаборационистов. Сами же бывшие «дружинники» не могли не понимать, что благосклонное к ним отношение проявляется только до поры до времени. Впрочем, многие из них все же тешили себя надеждой, что участием в боях они смогут смягчить свою участь.
26 августа 1943 г. в Москву был направлен очередной самолет с арестованными агентами немецкой разведки. На этом же самолете летели Шипатовский и Каубрак, которых Гиль направил в БШПД, чтобы узнать обстановку, и не планирует ли руководство штаба репрессий в отношении командного состава 1-й Антифашистской бригады. В Москву была отправлена сопроводительная радиограмма, где говорилось:
«Майор Шепетовский-Раевский является начальником отдела пропаганды при бригаде подполковника Родионова-Гиль, перешедшего на сторону партизан 16.8.43 г.
Шепетовский-Раевский — участник неоднократных карательных экспедиций против польских и белорусских партизан, за что немецким командованием награжден знаком 1-й степени.
Шепетовский-Раевский следует самолетом в Москву совместно с инструктором отдела пропаганды бригады Родионова Каубрак В.Д. в сопровождении сотрудника НКГБ БССР т. Слуцкого К.И. в распоряжение т. Цанава. Арестованные Унгурян, Скрижалин и Ильинский следуют в тот же адрес с материалами.
Нач. ОО бригады “Железняк” — Скляренко.
26.8.43 г.»[857].
В мемуарах бывшего начальника БШПД П.З. Калинина встречается эпизод о встрече с Шипатовским и Каубраком. Павел Захарович вспоминал:
«Вскоре после перехода бригады “РОА” на сторону партизан я получил от него [Гиля. — Примеч. авт.] радиограмму, в которой он просил разрешения прислать в Белорусский штаб партизанского движения двух своих офицеров — Шепетовского и Алелекова [здесь Калинина подводит память, так как Алелеков в это время находился на немецкой стороне на сторону партизан не переходил. — Примеч. авт.], якобы для разрешения некоторых вопросов по снабжению бригады вооружением, боеприпасами и медикаментами. Сначала я не понял, чего он хотел, так как знал, что вооружения, боеприпасов, медикаментов в 1-й Антифашистской бригаде более чем достаточно: в ее распоряжении остались немецкие склады. “Зачем Гиль-Родионову понадобилось посылать в штаб своих людей?” — с недоумением подумал я. Потом догадался: он решил проверить, выполним ли мы свое обещание — никого из бывших “роавцев” не подвергать репрессиям за службу в карательных войсках противника. Очевидно, он рассуждал примерно так: если Шепатовского и Алелекова арестуют в Белорусском штабе, значит, надо возвращаться к прежним хозяевам — гитлеровцам; если же все обойдется благополучно и “послы” возвратятся, следовательно, можно быть уверенным, что за прошлую деятельность штаб не собирается никого преследовать»[858].
Понятно, что, посылая своих людей в БШПД, Гиль нервничал, боялся ареста. Но визит Шипатовского и Каубрака завершился благополучно. Побывав в кабинете у Калинина, они получили «наставления»: воевать, беспощадно бить врага — только так можно искупить свою вину. Конечно, это была, так сказать, словесная шелуха, нисколько не прояснявшая ситуацию. Никто не давал родионовцам гарантий, что в будущем их не арестуют. И это, несомненно, делало положение солдат и офицеров 1-й Антифашистской бригады неопределенным. Им реально ничего не оставалось, как платить кровью за свое недавнее прошлое. Боевые задачи, ставившиеся перед бригадой, отличались повышенной сложностью.
Переход «Дружины» на сторону партизан потребовал от Бегомльского райкома партии наладить информационно-пропагандистскую работу — ведь следовало сгладить противоречия, возникавшие внутри нового партизанского формирования. А противоречий было немало. Оказавшись в одном соединении, бывшие «дружинники» и партизаны выясняли между собой отношения, имели место случаи грубого нарушения дисциплины. Особенно трудно преодолевался барьер, связанный с тем, что родионовцы участвовали в карательных акциях, в которых истреблялись лояльные советские граждане и семьи «народных мстителей». Не всегда простыми были отношения с той частью местного населения, которая пострадала от действий «Дружины». Как показал на допросе бывший «дружинник» Ф.Г. Гаврилов, «на территории Белоруссии население, после того как узнает, что мы русские, открыто нам заявляет, что мы предатели»[859]. Это было еще до перехода бригады СС. Однако положение не очень изменилось и после того, как вчерашние эсэсовцы стали партизанами.
Политработнки во главе с Костеневичем сделали немало, чтобы преодолеть антагонизм среди личного состава и успокоить население, однако эта работа не принесла тех результатов, на которые надеялось командование Борисовско-Бегомльской зоны. Поэтому решено было поставить на должность комиссара бригады более опытного человека. В ЦК КП(б)Б была направлена на утверждение кандидатура секретаря Логойского подпольного райкома партии И.М. Тимчука. В ноябре 1943 г. он стал комиссаром бригады[860].
В целях обеспечения пропагандистской и агитационной работы в соединении Родионова командование Борисовско-Бегомльской зоны вышло на ЦК КП(б)Б и БШПД с предложением об организации в бригаде периодического издания. Предложение было поддержано. Для печатного органа был подобран квалифицированный редактор, разработан план издания. Газета получила название «За Советскую Родину» и выходила один раз в десять дней. 16 октября 1943 г. вышел в свет первый издания[861].
Командиры некоторых партизанских соединений также пытались оказывать помощь в проведении пропагандистской работы в отрядах Гиль-Родионова (но далеко не все: например, командир партизанской бригады Ф.Ф. Дубровский отказался общаться с Гилем, считал его предателем, которому нет прощения). В.Е. Лобанок (с 1 июля 1943 г. командир Лепельской бригады им. И.В. Сталина) направил в начале сентября 1943 г. в 1-ю Антифашистскую бригаду двух художников — Н. Гутиева и Н. Обрыньбу, чтобы они подготовили плакат, рассказывающий о боевых буднях родионовцев, а также листовки, пропагандировавшие переход «дружинников»[862].
Помимо подготовки плаката Лобанок поручил Гутиеву и Обрыньбе узнать, что представляет собой Родионов как человек, можно ли вместе с ним бить немцев. Во время продолжительной беседы художники выслушали версию Родионова о его пребывании в плену. Бывший командир «Дружины» в очередной раз заявил, что в плену он якобы занимался подбором надежных солдат и офицеров, из которых хотел создать боевое формирование и перейти с ним на советскую сторону. На этом пути ему пришлось пройти немало испытаний, чтобы скрыть от немцев, для какой цели он старается создать сильную русскую воинскую часть. Художники поверили этому рассказу и о своих впечатлениях сообщили Лобанку, который позже встретился с Гилем и также остался доволен знакомством. Обрыньба в своих мемуарах
