Шрифт:
Закладка:
В мастерской было жарко. Старый дом, в котором еще шесть лет назад располагалось посольство ФРГ, отапливался не только магистральным теплоснабжением, но и газовым немецким котлом, греющим холодную воду и гоняющим ее по трубам всего старинного особняка. Скульптор шел между картин, висящих на стенах, и ноги сами привели его в зал, где стояли макеты Петра и Колумба. Он встал между ними, раскинул руки и ощутил мощный прилив энергии. Копии монументов словно черпали из Вселенной невидимую космическую энергию и передавали ее людям. Сегодня – только ему. Церетели замер и закрыл глаза. Теплая волна начала растекаться по его телу от ног и выше, к плечам и лицу. Он замер, погрузившись в абсолютную тишину. Помощники и подмастерья знали такое его состояние, поэтому оставались где-то в недрах старинного дома и молча ждали выходя Мастера.
Состояние нирваны скульптора Церетели оборвалось в одну секунду. На улице раздались омерзительные звуки сирены, которые сопровождают проезд главных кремлевских начальников. Звук не исчезал, удаляясь, а хрипло крякал и рыдал прямо под окнами дома на Большой Грузинской, где работал Церетели. Послышались звуки шагов по коридору. Это помощники открыли входную дверь посмотреть, что за беда свалилась на них. Еще через мгновение скульптор услышал топот множества ног по коридорам. Люди расходились по лестницам и комнатам мастерской, голосов слышно не было. Наконец, решительный топот раздался и в коридоре, ведущем в зал с Петром и Колумбом. Вошел мужчина в черной куртке «аляска», джинсах и желтых ботинках свиной кожи на толстой светло-коричневой подошве. Ботинки были в уличной грязи из смеси черного снега и противогололедной жидкости. Вошедший остановился перед Церетели, вокруг ботинок растеклась черная лужица. Ничего не говоря, он прошел мимо скульптора вдоль стен зала. Убедившись, что другого выхода из зала нет, повернулся и вышел обратно в коридор. Огромные ботинки прогромыхали по лестницам, затем другие, третьи.
– Чисто! – коротко произнес кто-то на фоне продолжающей квакать и хрипеть сирены.
– Чисто! – это был уже другой голос.
– Чисто!
– Чисто!
– Чисто! – Входная дверь заскрипела. Обладатели голосов ушли на улицу. Сирена умолкла, в доме враз стало тихо. Из глубины комнат раздался бой настенных часов.
Зураб Константинович Церетели двинулся в сторону входа. Целью был телефонный аппарат, что стоял неподалеку от входа. Мобильного телефона у него все еще не было, но нужно было срочно звонить Лужкову. Скульптор понимал, что инцидент связан со вчерашним визитом американца, которого ему рекомендовал Юрий Михайлович. Церетели смотрел на пол, чтобы не угодить мягкими кожаными тапочками в лужи грязи, что остались от неизвестных. Когда он приблизился к входной двери, она отворилась и в дом вошел директор Федеральной службы безопасности Сергей Степашин. Черное кашемировое пальто, светло-голубой мохеровый шарф, повязанный французским узлом, черные брюки и блестящие, абсолютно чистые черные ботинки. Степашин вошел с непокрытой головой, руки в карманах. Правой рукой зажата папка, похожая на ту, что была вчера у Трампа.
– Здравствуй, Зураб! – Директор ФСБ раскинул объятия, притянул к себе Церетели и троекратно поцеловал в щеки. – Вот мимо ехал – дай, думаю, загляну. Как живешь, не обижают?
– Здравствуйте, Сергей Вадимович! – У скульптора немного отлегло от сердца.
Он освободился от объятий и жестом предложил пройти в зал позавтракать, где на самом деле днем и ночью для гостей был накрыт стол. Как званых, так и случайных, как сейчас. Степашин к тому же был гостем не простым. Он знал его давно и виделся часто, пока тот не возглавил ФСБ.
– Нет, Зураб, я уже кашки пшенной поел, чайку попил… – В этой мастерской он был впервые и с любопытством разглядывал то, что висит на стенах и стоит на полу. – Ты скоро Петра Первого рядом с Кремлем ставишь. Есть вопросы. Ты с нами проект согласовывал?
Генерал не глядел на Церетели, знал – тот стоит рядом и ловит каждое его слово.
– Все согласовывал. Даже президент Ельцин подписал разрешение. Что не так?
Скульптор при всей своей мягкости и обходительности мог в любой момент дать кому угодно понять, что не позволит себя обидеть. Тон генерала начинал его тихо бесить.
– Господь с тобой, Зураб Константинович! Все так! И просто прекрасно!
Степашин повернулся наконец лицом к скульптору.
– Давай покажи мне Петра. Ну, которого вчера показывал американцу. – Степашин снял пальто и шарф. Помощник Церетели оказался тут как тут, подхватил пальто.
– Осторожно, Сергей Вадимович, ботинки не испачкайте. – Церетели сказал это со всем возможным сарказмом. Грязь на полу в доме он не любил больше других гадостей.
– Крыша течет? – спросил Степашин и осторожно, обходя грязные потеки следов, двинулся за Церетели.
– До вас сюда в дом какие-то бандиты ворвались, грязные с волчьими глазами. Вот какая крыша течет! – Скульптор не выдержал – грязи на полу было больше, чем он мог себе представить.
– С бандитами мы быстро разберемся. В другой раз сразу звони – приедем и мордой в снег. Вот сволочи! – Он укоризненно покачал головой, но стало понятно – на тему источника грязи на полу больше говорить не надо.
Когда они вошли в зал с макетами Петра и Колумба, Церетели не ощутил потока энергии, что полчаса назад радовал его душу и погрузил в настоящую нирвану.
– Ты, Зураб, понимаешь, меня не просто интересуют твои дела с американцем. Много чего на него есть. Еще с первого приезда в Москву десять лет назад. – Он многозначительно посмотрел на добрейшего Церетели.
– Чего же он такого натворил?
– Лучше не спрашивай, Зураб, будешь спокойнее спать. Лучше расскажи, о чем был разговор?
– Все просто. Мой проект победил в конкурсе ООН на лучший монумент пятисотлетия открытия Америки. Мистер Трамп хочет купить монумент Христофору Колумбу. Дай ему бог здоровья и его родителям! Пять лет не было желающих в Америке установить Колумба у себя.
– Понятно. О чем еще говорили?
– Он спрашивал мое мнение, где лучше установить