И мы снова выпили.

— Вам пора! — взглянул я на свои часы. — Скоро трубач заиграет вечернюю поверку.

Они встали. Хотели заплатить по счету, но я не позволил им этого. Ефрейтор пошел первым, но остановился позади меня. Между столиками к нам пытался пробиться Марков. Он махал им рукой, но когда заметил, что я с ними, только и произнес:

— Товарищ подпоручик... Я не знал... За ними пришел. В подразделении... Перестрелка, диверсионная группа... Просто не знаю, что делать. Мы все должны быть там.

Я не стал дожидаться его объяснений. Бросил деньги на стол и заторопился к выходу. Солдаты следовали за мной, не отставая ни на шаг.

Венета. Одна нога у меня совсем уже зажила, а другая еще немного болела, бинты раздражали кожу на обожженных местах, но можно было терпеть. О руке и говорить нечего. Она на перевязи и отведена в сторону. Это мешает ходить и лежать. Сейчас для меня главное — здоровые ноги, чтобы вырваться отсюда. Тогда мне стало бы легче.

Рядом со мной сидела медсестра. Я болтала, а она смотрела на меня, не переставая удивляться.

— Сейчас вам значительно лучше, — вставила она.

— Ты хочешь сказать, что сейчас здоровье у меня отличное?

— Радуюсь вашему состоянию: два дня назад вы меня напугали.

— Два дня назад я и сама была напугана, но сейчас... — И вдруг я увидела в стекле открытого окна фигуру своего отца. Господи, неужели он опять все начнет сначала? Еще утром я почувствовала, что моя радость какая-то неестественная, что со мной должно произойти что-то скверное, раз мне так не в меру весело. И предчувствие меня не обмануло. А теперь Павла нет, он всего лишь как мираж, который возвращает меня к жизни и снова исчезает.

Мой отец остановился возле нас и пристально смотрел на меня.

— Добрый день! — сказала я.

Отец не сводил глаз с моих забинтованных ноги руки.

— Сильно обожжены? — спросил он и вытер пот с лица. На дворе холодно, а он весь был в поту.

— Нормально! — ответила я вместо сестры.

— Меня обвинили в том, что я бросил тебя на произвол судьбы. Поэтому-то я и пришел. — Голос его звучал как натянутая струна.

— Ты напрасно так переживаешь, папа. — Я особенно подчеркнула последнее слово.

— Вижу! Я еще найду время поблагодарить и врачей. А вот это здесь, — протянул он маленький пакет, — это от твоей матери. Ты не пожалела и ее, но об этом в другой раз. Сейчас я спешу.

Я не могла взять пакет, и он оставил его на стуле рядом с кроватью, а потом ушел.

Сестра не сразу пришла в себя.

— Это ваш родной отец? — после паузы спросила она.

— Да.

— Уж не знаю, что и подумать-то.

— А ты и не ломай голову. В последнее время многие люди чересчур усиленно размышляют, и в результате возникают различные осложнения.

Сестра взяла пакет со стула и посмотрела на меня.

— Забери его. Мне он не нужен, — сказала я.

— Я буду тут рядом. Если вам понадобится что-нибудь... — Она не договорила. Кто-то бежал по коридору, преследуемый криками дежурной санитарки.

— Пропади ты пропадом! Совсем взбесился, и нет для него ни бога, ни порядка! — причитала она. И в этот момент появился солдат.

— Я ищу товарища Венету Дамянову, палата четвертая! — быстро проговорил он.

Мы с сестрой переглянулись.

— Я Венета Дамянова, — ответила я, и меня снова охватила тревога.

— Наконец-то! — вздохнул он и вытер лицо пилоткой. — Я уж думал, что никогда до вас не доберусь. Здесь страшнее, чем в тюрьме.

Он выпалил все это скороговоркой, а у меня сердце сжалось.

— Случилось что-нибудь? — спросила я, а солдат только рассмеялся.

— Что-то очень значительное, товарищ Дамянова. Мы были вместе с товарищем подпоручиком, и он приказал: «Ефрейтор Петров, беги в больницу, в палату номер четыре, и передай моей жене, что с завтрашнего дня у нас будет квартира, собственная квартира. Пусть приготовится!»

То ли я плохо расслышала, то ли не смогла воспринять до конца то, что мне сказал ефрейтор, но я только спросила:

— А почему он не пришел? — и сама удивилась своим словам.

— Но... Он только это просил передать. Да, вот еще что: ключи находятся у него. Но он пошел в казарму. Совершено нападение на склады. Какие-то диверсанты... Такая началась перестрелка, такая пальба! Ну, мне тоже нужно идти. Неизвестно, куда нас этой ночью пошлют. — И он нахлобучил пилотку. — Извините!

Я хотела пойти за ним следом, но сестра мне не позволила. Солдат пустился бежать, и полы его шинели развевались, как крылья.

Я очень разволновалась: подумать только — с завтрашнего дня у меня будет собственный дом...

— Сегодня вы чересчур долго не ложитесь, — донесся до меня негромкий голос сестры.

— А ты слышала, что сказал ефрейтор?

— Пойдемте в палату. Вы же вся дрожите.

— Нападение. Перестрелка...

— Мужские дела, — попыталась успокоить меня сестра.

— Война продолжается.

— В коридоре холодно.

— А там, у складов, тепло? Может, там умирают люди, чьи-то надежды?

— Не думайте об этом! Уже поздно. Скоро дежурный врач будет делать обход.

— Да, возможно, уже поздно... Ключи находятся у него... Слышала, что сказал солдат?..

— Вы выспитесь, и завтра все будет в порядке. — Сестра подхватила меня под руку и повела в палату. Я не чувствовала ни ног, ни головы. В моем сознании запечатлелось лишь несколько слов, сказанных сестрой.

— Завтра все будет в порядке, — повторяла я и покорно плелась рядом с ней.

Майор Велико Граменов. Сегодня утром мне повстречался один из солдат и спросил:

— Товарищ майор, а их расстреляют?

Не ответив ему, я задал вопрос:

— А как бы ты поступил?

— Ненавижу людей, которые не оправдывают доверия других! — горячо ответил он.

— Тогда...

— Понимаю!..