– А что с Джоан? По-моему, так зовут их мать.

Социальный работник фыркает.

– Мать не появлялась уже два года. Она пьяница. Когда мы в последний раз слышали о ней, была в Бирмингеме. Хорошо, что она уехала.

– А бабушки и дедушки?

– Они уже забрали сестру Лили. Они совсем старые. Дед прикован к креслу-каталке, и бабушка тоже почти не может передвигаться самостоятельно. Они в состоянии справиться только с одним ребенком, а Бобби нужно очень много внимания. Я думаю, что они даже поднять его не смогут.

Я опускаю глаза.

– Офицер, я понимаю, что вы желаете этим детям добра. Поверьте, я тоже.

Я киваю, открываю дверь и указываю социальному работнику на комнату, где находятся дети. Я собираюсь последовать за ней, но вдруг за спиной раздается голос инспектора.

– 215, сводку, пожалуйста. В мой кабинет.

Я смотрю, как социальный работник наклоняется к Лили и здоровается с ней. Девочка меня не видит.

– Есть, сэр.

* * *

Я докладываю сводку максимально быстро, но инспектор продолжает задавать вопросы. Мы нечасто привозим детей в участок, и он хочет удостовериться, что все в полном порядке. Обычно мне нравится его скрупулезность, но сегодня хочется, чтобы он побыстрее замолчал, а я успела попрощаться с Лили. Наконец инспектор удовлетворен предоставленной информацией, и я помчалась по лестнице через ступеньку на первый этаж. Спустившись, влетела в кабинет: там никого не оказалось. Саша сидела за стойкой и разговаривала с каким-то человеком. Стоя в центре комнаты, я заметила что-то разноцветное.

Это рисунок, лежащий в центре стола Саши. На нем изображена женщина-полицейский с широкой улыбкой. Моя синяя форма, раскрашенная маркером, идеально сочетается с ярко-розовой улыбкой. Остальные части моего тела нарисованы черной ручкой. Рядом на рисунке стоит маленькая девочка с ярко-оранжевыми цветами на платье и ярко-желтыми волосами. Над нашими головами парит розовое сердце.

Я беру рисунок со стола, быстро сворачиваю его и убираю в карман жилета. У меня щиплет глаза, и я хватаюсь за переносицу.

Я не сдержала обещание.

* * *

Я прячусь в раздевалке. До конца моей смены еще час, но я не могу собраться с силами и выйти отсюда. Сижу на дальнем конце деревянной скамейки и упираюсь головой в стену между двумя теплыми полицейскими куртками. Я частично скрыта из виду и не собираюсь уходить отсюда в ближайшее время. Я думаю лишь о Лили. О том, что ее жизнь не изменилась с нашей первой встречи несколько лет назад. Мы ничего не предприняли. Любые наши действия ничего не меняют. Я точно знаю, что завтра она снова отправится к своему отцу, когда тот протрезвеет. И я ничего не могу изменить. Я стараюсь не думать обо всех этих людях, но они всегда со мной. Лиэнн и нож, который принес ей четырехлетний сын. Фрэнсин и ее шелковый шарф. Новорожденный ребенок, которого никогда не существовало. Пустые глазницы Хильды. Крики Розы. Селина и ее ничего не выражающие глаза. Безжизненное тело Тревора. Фейт, Фьюри и другие девочки, которым пришлось превратиться в женщин слишком рано. Тела, изуродованные наркотиками. Сломанные люди, сломанные жизни, сломанное общество.

Люди, которым я не смогла помочь, всегда со мной. и ощущение, что я совсем ничего не могу изменить.

Меня тошнит, кружится голова. Язык приклеился к небу, и я ощущаю в груди настолько сильное давление, что не передать словами. Это не внешнее давление, которое чувствуешь, когда кто-то крепко сжимает тебя руками, а внутреннее. Будто я набрала полные легкие воздуха, а теперь не знаю, как его выпустить. Меня вот-вот разорвет. Я остервенело тру глаза. Возьми себя в руки, в конце концов. Сердце стучит так сильно, что мне кажется, будто сейчас случится сердечный приступ. Над верхней губой проступает пот, и я наклоняюсь вперед, думая, что меня вырвет. Слюна накапливается во рту, а я сижу на скамейке, опустив голову на ладони, и надеюсь, что меня не вырвет, потому что не смогу добежать до туалета из-за головокружения. Что, черт возьми, со мной происходит? Я в ужасе.

Я на грани того, чтобы закричать. Хочу позвать кого-нибудь на помощь, ведь на сто процентов уверена, что умру. Вдруг мне в голову приходит одна мысль. У тебя паническая атака. В этот момент все становится очевидным. Я не умираю, а паникую. Это настолько нелепо, что я готова расхохотаться. Поняв, что происходит, беру дыхание под контроль. Головокружение отступает. Я размеренно дышу и чувствую, что кончики пальцев колет так, словно они горят.

Дверь раздевалки распахивается, и я сильнее зарываюсь в куртки, надеясь, что меня не заметят.

– Элис, ты здесь? – спрашивает Джулия.

Отвечать не хочется, но на меня давит груз ответственности.

– Здесь.

Она подходит ближе и внимательно смотрит на меня:

– Ты в порядке?

– Да, – отвечаю я, а потом замолкаю. – На самом деле нет.

Она ждет. Полезная тактика, которую я тоже применяла много раз. Люди чувствуют потребность заполнить паузу.

– Знаешь что? Мне кажется, с меня хватит на сегодня.

Она кивает.

– У нас тяжелая работа.

– Да, – говорю я, встаю и откидываю волосы со лба. – Понимаешь, это ведь дети.

– Да, понимаю.

Но она не понимает. Не понимает. Как может она понять? Все меняется, когда становишься матерью.

Джулия смотрит на дверь, и я вижу, что она хочет уйти. Я выдавливаю из себя улыбку.

– Я переоденусь. Пожалуйста, скажи сержантам, что я ухожу.

– Хорошо, – улыбается она. – Увидимся завтра.

Я смотрю, как она уходит, и думаю о том, что когда-то была такой же. Я уже не помню этого ощущения беззаботности. Непобедимости.

В одном она ошиблась.

Завтра мы уже не увидимся.

Благодарности

Хотя это моя история, книги, которую вы держите в руках, не существовало бы без помощи многих добрых и преданных людей.

В первую очередь я бы хотела поблагодарить прекрасную команду из «Ту Роудс Букс». Спасибо Кейт и Лизе, что дали шанс неизвестной писательнице без агента. Вы позволяли мне болтать о книге (и присоединялись к моей болтовне!) и организовывали замечательные беседы с чаем и пирогами в окружении книг. Спасибо Кэт, Элис, Эмме и, конечно, всем остальным из «Ту Роудс» за ваш тяжелый труд!

Я благодарю Кейт Лэтэм за ранние советы по редактуре, поддержку и веру в мою книгу с первого прочтения. Спасибо, что уделили свое драгоценное время неопытной и неуверенной в себе писательнице.

Спасибо Легенде Марку за средство для удаления царапин, случайные сессии вопросов и ответов и,