Шрифт:
Закладка:
Мне нравится водить полицейский автомобиль, и я действительно хочу попасть на продвинутый курс для водителей. Вот только назревает одно препятствие – мои же коллеги.
– А как же я? – спрашиваю я, глядя Дэйву прямо в глаза. Он явно сконфузился. Остальные члены команды замолчали.
– Ты серьезно?
Он все еще улыбается, но его рука, вертевшая пакетик с сахаром, замирает. Я улыбаюсь в ответ, стараясь поддерживать дружескую атмосферу. Я веду себя так, словно эта мысль пришла мне в голову только что, хотя на самом деле я хотела попасть на этот курс с того момента, как был объявлен конкурс. Я начала думать о долгосрочных перспективах. Раньше мне нравилось быть в команде, выезжать на экстренные вызовы и патрулировать боро, однако все изменилось. Я изменилась. В большинстве случаев мне хочется поскорее закончить работу и поехать домой к детям. Я уже не выпиваю с коллегами – теперь попойки меня раздражают. Я оставила идею присоединиться к вооруженной группе быстрого реагирования. Вряд ли смогу совмещать материнство с шестинедельным обучением, и у меня точно не получится согласовать посменный график с детским садом. Итак, я задумалась о курсах вождения. Мне все еще нравится водить полицейский автомобиль. Это единственное занятие, которое не надоело мне за девять лет работы. Я чувствую трепет, когда еду с включенными маяками и сиреной. Думаю, мне бы понравилось работать инструктором по вождению, а первым шагом к этой цели является прохождение продвинутого курса.
– А почему нет? – говорю я весело. Не знаю, почему должна говорить в таком тоне, но все равно это делаю. – Я в полиции дольше тебя. Я должна быть следующей в очереди.
Я вижу раздражение на лице Дэйва. Он понял, что я настроена серьезно. Однако раздражен не только он.
– Да ты на работе почти не бываешь! – говорит Ральф с другого конца стола. Остальные кивают в знак согласия. Я в шоке от того, что даже офицеры-женщины кивают. Интересно, кивала бы я тоже до того, как стала матерью и перешла на неполный рабочий день?
– Да, я работаю на неполную ставку, но если ты посмотришь, сколько времени я фактически провожу на работе, то не заметишь разницы с офицерами, работающими полный день.
Говоря это, я ухмыляюсь. Никто не спорит.
– Пойми, тогда курс будет пройден впустую, – говорит Дэйв осторожно, словно пытаясь объяснить четырехлетней девочке, что ей нельзя еще одно мороженое. – Ты работаешь неполный день.
Я чувствую прилив ярости. Раздуваю ноздри и чувствую, как под жилетом течет струя горячего пота.
– И что? Я не являюсь ценным членом команды, потому что работаю на неполную ставку?
Я оглядываю присутствующих и встречаюсь взглядом с молодыми девушками-стажерами. Их глаза кажутся равнодушными. Это не их проблемы. Я думаю: «Подождите. Просто подождите».
Никто не отвечает, поэтому я продолжаю:
– На мне можно поставить крест, да? Мне здесь уже не место?
Я знаю, что повышаю голос, но мне уже все равно.
Ты считаешь себя просто частью команды, одной из ребят, но на самом деле это не так. Ты женщина, и тебе не дают об этом забыть.
Все эти годы я молчала. Ты не можешь съесть банан в столовой без комментариев об оральном сексе. Тебя называют «Дорис». Тебя отодвигают на второй план в Хендоне и просят сильно не напиваться, чтобы не спровоцировать ненужное внимание со стороны коллег мужского пола, потому что они не могут контролировать свое поведение. Тебя отталкивают от подозреваемого, которого ты прекрасно удерживаешь, потому что приехали мальчики. Ты терпишь комментарии о главной шлюхе в команде и числе копов, с которыми она переспала. Летом ты слышишь по рации разговоры о легко одетой девушке в офисе. Ты считаешь себя одной из ребят, а потом понимаешь, что это не так, потому что ты не можешь нагнуться в униформе, не услышав замечаний о своей заднице. Ты видишь, что по участку расходятся интимные фотографии бывших подруг полицейских. На тебя сваливают дела детей и жертв изнасилования, потому что это женская работа. Ты сидишь в фургоне и слушаешь звуки жесткого порно, которое кто-то смотрит в передней части автомобиля. При этом ты должна делать вид, что тебя все устраивает. А потом тебе суют это видео в лицо, и ты притворяешься, будто тебе вполне комфортно. Иногда тебе приходится быть единственной женщиной в комнате.
Мои коллеги уставились в стол и ерзают на стульях. Я поднимаюсь, так и не успокоившись.
– Что ж, к черту мои профессиональные стремления. Я просто поставлю карьеру на паузу, потому что работаю неполный день. Не приведи господь мне отбирать курс у тех, кто работает на полную ставку и все тащит на себе. Я права?
Я наконец замолкаю, и, уперев руки в бедра, оглядываю кафе. К счастью, вокруг нас никого нет. Мне почти хочется, чтобы кто-нибудь пошутил про критические дни, чтобы я окончательно со всеми разругалась. Сначала все молчат, а потом я чувствую чью-то теплую руку на плече. Это Энди.
– Все, подруга, давай на этом закончим.
Он снял напряжение за столом, и коллеги начали хихикать. Однако я не в настроении мириться. Я устремляюсь к выходу, затормозив лишь для того, чтобы рявкнуть своему оператору: «Джулия!» Джулия отодвигает стул и бежит за мной. Мы вместе садимся в машину, и я улыбаюсь ей, чтобы разрядить обстановку. В этом нет ее вины.
Стоит воскресное утро, и на улицах тихо. Первые несколько часов мы ездим по вызовам, принятым еще ночью. Мы посещаем ограбленные квартиры и составляем протоколы. Даже во время работы я не могу выбросить из головы тот разговор в кафе. Я понимаю, что этот случай мог бы стать первым, когда мне пришлось бы столкнуться с реальными последствиями сексизма, против которого женщины бессильны.
Когда меня вызывают на дела, в которых участвуют дети, я не могут не думать о сыновьях. Приходится снова и снова напоминать себе, что они в безопасности.
Разумеется, я сталкивалась с сексизмом на протяжении всей карьеры. Я видела его, наблюдала за ним, слушала о нем и, возможно, даже вносила в
