проверяет по базе данных отца Лили. Я переключаю рацию на второй канал, чтобы послушать результат. Специально убавляю громкость и прижимаю рацию к уху.

– Марк ДЖЕЙКОБС, известен полиции, в данный момент не в розыске. «А» и «ПЗ».

Эти буквы – тревожный сигнал. «А» говорит о том, что он агрессивен. Об этом мне и так было известно. Буквы «ПЗ» означают проблемы с психическим здоровьем. Я переключаюсь на основной канал, поворачиваюсь спиной к Лили и говорю:

– Би Экс, это 215.

– Говорите, 215.

– Мне нужен автозак к Веллингтон-Парку. Вы можете проверить, есть ли в изоляторе место для мужчины, арестованного по подозрению в невыполнении родительских обязанностей?

– Принято, 215.

– Сообщите Би Экс 3, что мы берем обоих детей под защиту полиции. Девочка восьми лет и мальчик примерно полутора лет. Вы можете связаться с социальными службами?

– Все принято и зафиксировано, 215.

Я ни за что не оставлю этих детей с их отцом. Би Экс 3 – это дежурные сержанты, и я должна оповестить их. Бросаю взгляд на Джулию и Джейкобса. Она смотрит на меня, держа в руках рацию. Легким кивком дает мне понять, что все слышала. Я вытягиваю руку ладонью вперед, знаком прося ее подождать и ничего не предпринимать.

Бобби все еще плачет, и у меня разрывается сердце при мысли о том, что я должна снова положить его в холодную коляску. Однако я не могу и дальше оставлять Джулию наедине с Джейкобсом. Я также не пойду на риск и не передам ребенка отцу. Усаживаю мальчика в коляску, протягиваю ремни безопасности у него через грудь и ногами и защелкиваю карабины. Я слегка тяну за ремни, желая убедиться в их надежности.

– Ты могла бы присмотреть за братиком, пока я говорю с твоим папой? – обращаюсь я к Лили.

Она кивает и кладет руку на плечо Бобби. Она начинает гладить и убаюкивать брата, и у нее это хорошо получается. Что-то подсказывает мне, что она была вынуждена научиться это делать. Я подхожу к Джулии и ссутулившемуся на скамейке Джейкобсу, встаю перед ним, и он поднимает на меня глаза.

– Мистер Джейкобс утверждает, что сегодня утром выпил только две банки пива, – говорит Джулия. Она скрещивает руки на груди и склоняет голову, а Джейкобс смотрит на меня глазами, полными надежды.

– Это чепуха, не так ли, мистер Джейкобс? – говорю я, указывая на сырое пятно на его джинсах. – Вы очень пьяны.

Он начинает отрицательно качать головой.

– Нет, офицер, нет, нет, – он повторяет слово «нет» снова и снова, а затем закрывает лицо руками и качает головой. Я смотрю на детей и вспоминаю грязный подгузник Бобби. Я вспоминаю его голодный плач и холодные ножки. Я думаю обо всем, что видела Лили за свою короткую жизнь. В моей груди закипает злоба. Обычно я стараюсь сделать так, чтобы подозреваемые сохраняли спокойствие до приезда автозака. Я беседую с ними и улыбаюсь, пока на них не будут надеты наручники. Однако в этой ситуации что-то мешает мне вести себя разумно.

– Когда Бобби последний раз ел? – спрашиваю я. Мои руки вытянуты вдоль туловища, а кулаки сжаты.

Джейкобс продолжает качать головой.

Я нагибаюсь и жестко хватаю его за плечи.

– Когда вы в последний раз кормили свой детей? – кричу я ему в лицо. Избивающий жену кусок дерьма.

Он отрывает руки от лица и таращится на меня. По его щекам катятся слезы.

– Я… Я не знаю. Во время ужина?

– Во время ужина вчера? – я продолжаю кричать. Все еще сжимаю его плечи и держу свое лицо в нескольких сантиметрах от его. Впервые за свою карьеру я близка к тому, чтобы ударить подозреваемого.

Джулия кряхтит. Я смотрю на нее, и она кивает на другую сторону улицы, где стоят несколько человек и смотрят на нас. Я незамедлительно отпускаю плечи Джейкобса и отхожу от него, задыхаясь. Что только что произошло? Я смотрю на Лили, но она отводит взгляд. Дерьмо. У меня болит в груди, и я вся вспотела. Все, что мне сейчас хочется, – это сесть в машину, поехать в участок, засунуть униформу в шкафчик, сесть на поезд, вернуться домой к моим мальчикам и больше не возвращаться на работу.

Я слышу рев тяжелого дизельного двигателя – к нам подъехал автозак. Снова смотрю на Джейкобса. Он открыто плачет.

– Простите, простите! – кричит он Лили и Бобби. – Папе очень жаль!

Он встает и ковыляет к детям.

– Подождите! – говорю я. Беру его за левую руку, а Джулия – за правую. Он вырывается и выкрикивает имя Лили. Ее личико побледнело, она спряталась за коляску, но продолжает держать руку на плече Бобби. Я наклоняюсь к уху Джейкобса.

– Марк, – говорю я. Он перестает кричать и смотрит на меня. – Садитесь в автозак. Я не хочу надевать на вас наручники на глазах у детей. Вы же понимаете, что не можете позаботиться о них в таком состоянии.

Он снова рвется вперед, и на секунду мне кажется, что мы его не удержим, но затем его плечи опускаются, и он кивает.

Он пил все утро, чуть не вытолкнул коляску с сыном на проезжую часть, но теперь просит: «Не забирайте у меня детей».

– Раньше я лучше справлялся, – говорит Джейкобс. Он плачет, и из носа у него текут сопли. Когда мы подводим его к задней части автозака, где его уже не видят дети, его тело начинает сотрясаться от рыданий. – Я был в завязке.

Я открываю дверь, и Марк послушно забирается в автозак. Он садится на скамью и поворачивается в мою сторону, пока я опускаю решетку. Он смотрит мне прямо в глаза и говорит:

– Прошу, не забирайте у меня детей.

– Вы знаете, что это не мне решать, Марк, – я делаю шаг назад и придерживаю двери автозака. – Это работа социальных служб. Но прямо сейчас им будет лучше без вас.

* * *

Лили очень нравится ехать в полицейском автомобиле. Она без умолку болтает с того момента, как мы в него сели и поехали по оживленным улицам, и вовсе не собирается замолкать. Сидя на заднем сиденье с Джулией и Бобби, она играет с ремнем безопасности.

– А вы можете включить мигалки и сирену?

– Милая, пожалуйста, перестань играть с ремнем безопасности, – говорю я ей через плечо. – Он должен тебя защищать.

Ее руки падают на колени, а личико грустнеет. Мне становится стыдно, что я сделала ей замечание.

– Знаешь что? Давай, когда мы подъедем к участку, я разрешу тебе нажать волшебную