Я видела, что в нем идет борьба. Дуэйн встал на колени, посмотрел на мое лицо, волосы, тело и встал с кровати.

Он сделал два шага к камину, затем к столу и остановился. Я смотрела, как его широкие плечи приподнялись и опустились, и чего-то ждала, опираясь на локоть. Чем дольше длилась пауза, тем тяжелее становилось на душе.

– Дуэйн?

Он вдруг обернулся и пошел к кровати. Избегая прикосновений, он присел на край, поднял с пола трусы и надел их.

– Что ты делаешь?

Он повернулся ко мне. В глазах бушевала настоящая буря.

– Ты просишь слишком многого. Я не могу этого обещать.

Я снова прокрутила его слова в голове, прежде чем до меня дошло. А когда дошло, не сомневаюсь, на лице у меня отразилась ярость, от которой начал плавиться мозг. Я вскарабкалась с кровати, наполовину стянув за собой простыню, и остановилась перед Дуэйном, когда он рывком натянул джинсы:

– Это почему же я многого прошу?

– Ты знаешь почему.

– Не знаю. Правда, не знаю. – Я раздраженно ударила рукой по бедру. – Иногда ты со мной говоришь, иногда нет. Ты признался, что ждал меня пять лет, выжидая удобного момента. Потом ты настойчиво ухаживал, но боже упаси, чтобы я тебе минет сделала! Мы заключили договор на тринадцать с половиной месяцев, а ты затеял двойную игру! Я участвую в сделке на сто процентов, а тебя мотает то туда, то сюда, и в результате ни то ни се!

Он встал с кровати и застегнул джинсы. Я приподняла голову, чтобы смотреть Дуэйну в глаза. Мне показалось, что он слишком высокий. И деспотичный. И… непостижимый.

– Ты же уезжаешь, Джесс. Какая уж тут договоренность…

Мне показалось, будто в спину воткнули нож.

Только через несколько секунд я наконец смогла – правда, громче, чем намеревалась, – ответить:

– Чушь, Дуэйн, и ты это знаешь! Когда я дала тебе повод думать, что увиливаю от нашего договора?

– После отъезда ты не вправе ожидать от меня понимания. После отъезда ты не должна будешь мне звонить. Никогда. Потому что я не перезвоню. Я не захочу больше видеть тебя и говорить с тобой.

Слова Дуэйна были подобны удару, пощечине, особенно после того, чем мы только что занимались. Я чувствовала, что вот-вот заплачу, но мне было все равно.

Дуэйн отвернулся, отойдя к столу, будто не в силах вынести моего вида. Меня распирало от эмоций.

И тут до меня донеслось досадливое:

– Это была ошибка…

Я утратила способность думать. Из комнаты будто выкачали весь воздух. Я попятилась к кровати и опустилась на матрац. Только что мы обнимались, а теперь…

– Не понимаю… – Я замолчала, но решила все же высказаться. – Не понимаю, почему ты предложил мне год, если у тебя не было намерения идти до конца. Ты можешь это объяснить?

Он обернулся и взглянул на меня через плечо, явно растерявшись – не то от вопроса, не то от моей реакции.

Развернувшись ко мне, Дуэйн почесал бороду.

– Джесс… – начал он, будто разговаривая с сумасшедшей. – Джессика, я знаю о твоих планах.

– О каких еще моих планах?

– Твой брат рассказал мне о твоей тете. О деньгах. О твоих планах.

– Чего?!

– Уехать после Рождества.

Это было сказано как неопровержимый факт.

–Чтопосле Рождества? – Я мелко затрясла головой. – О чем идет речь?

Дуэйн перестал чесать бороду и прищурился:

– Твой брат, Джексон, остановил на с Бо в четверг, по дороге домой, прямо после нашего с тобой разговора. Он сказал, что ты унаследовала деньги, которых тебе не хватало для путешествий, и планируешь осуществить давнюю мечту сразу после Рождества.

Я машинально качнула головой в знак отрицания:

– Так вот, это ложь.

Дуэйн выпрямился. Он не скрывал удивления.

Я поспешила объяснить.

– Не все, а часть. Моя… тетя действительно оставила мне деньги. Если ими грамотно распорядиться, хватит на кругосветное путешествие. Но я пока не собиралась уезжать из Грин-Вэллей, и уж точно не после Рождества!

Глаза Дуэйна будто потухли, а губы сжались:

– Отчего же нет?

Теперь уже я пристально вгляделась в него, вспомнив, как странно он себя вел. Каким холодным и отчужденным казался, когда я сказала, что люблю его. Дуэйн думал, что я уезжаю. Он решил, что я уеду и никогда не вернусь.

– Подожди! – Я вскочила, пытаясь решить, за какую ниточку из этого спутанного клубка потянуть сначала. – Ты подумал… и тогда ты… а мы вот… – Я показала на кровать и решила прояснить в первую очередь именно последнюю мысль. – Значит, Джексон сказал тебе о деньгах и ты решил, что между нами все кончено? Я что, так мало для тебя значу? Ты меня вообще хотел когда-нибудь?

Дуэйн нахмурился, сжал кулаки и ничего не сказал, хотя за его мрачностью угадывалось нетерпеливое желание возразить.

Но я не закончила.

– Или это потому, что ты мне не доверяешь? Ты же мне не доверяешь! Вот почему мы занялись сегодня любовью. Ты не веришь, что я останусь. «Только сегодня, Джессика» – ты же так сказал!

Дуэйн, ничего не отрицая, молча наблюдал, как я складываю воображаемый пазл.

– Признай, сегодня ты поддался только потому, что не сомневался – я вот-вот уеду. Теперь, когда я действительно могу уехать, ты не веришь, что я останусь! Ты мне нисколько не доверяешь?

– Доверяю, – поспешно возразил он.

Я раздраженно перебила:

– Мы еще очень, очень далеки от финала, Дуэйн Уинстон!

– Джесс, – он покачал головой, явно мучимый внутренним конфликтом, – у нас же назначена дата расставания. Фактически все кончено – я не понимаю, как бы мы теперь продолжали все это. Ты сейчас все равно начнешь планировать отъезд. Вспомни, мы договорились о шестинедельном испытательном сроке, и теперь я отменяю договор.

– Ты не имеешь права его отменять!

– Отменяю. И ухожу, чтобы не стеснять тебя. Делай то, что должна делать.

– А что я должна делать?

– Уехать.

Я гневно бросила:

– Ты хочешь, чтобы я уехала?

– На это я даже отвечать не буду.

– Ты меня не слышал? Я тебя люблю! Почему ты не попросишь меня остаться? – требовала я ответа и ударила Дуэйна в грудь.

– Нельзя просить того, кого любишь, отказаться от мечты!

Я покачнулась от неожиданности, и у меня отвисла челюсть – не сомневаюсь, что я походила на обалдевшую сову. Слезы текли по щекам, горячие и тяжелые.

Дуэйн скрипнул зубами и отвел взгляд, уставившись куда-то в стену и переминаясь с ноги на ногу. Он явно очень хотел взять назад спонтанно вырвавшееся признание, и от этого мне стало больно.