Шрифт:
Закладка:
Пока властвовал Нортумберленд, печатные станки продолжали работать с большой нагрузкой: многие из 113 книг, в среднем выходивших ежегодно, были протестантскими полемическими произведениями[525]. Вновь собравшийся 4 ноября 1549 года парламент принял три религиозных закона. В них предписывалось уничтожить служебники, сборники антифон и другие печатные издания, замещенные «Книгой общих молитв», а также иконы и статуи, удаленные из приходских храмов; специальным уполномоченным разрешалось редактировать каноническое право, возобновляя работу там, где не удались попытки 1534, 1536 и 1544 годов; к тому же одобрялось создание комиссии для пересмотра рукоположений в духовный сан. Шесть епископов и пять светских лордов выступили против закона о книгах и изображениях; пять епископов не поддержали создание комиссии по рукоположениям; а десять епископов (включая Кранмера) – комиссию по каноническому праву, поскольку в нее включили светских лиц[526]. Хотя тайные советники искусно управляли палатами парламента, успокаиваться было рано. Из числа консервативных епископов Боннера отрешил от должности Сомерсет, Рагге сложил с себя обязанности на сессии 1549–1550 годов, Гардинера отрешили в феврале 1551 года, Визи подал в отставку в следующем августе, Хита и Дея лишили мест в октябре 1551 года, Тансталла – в октябре 1552 года. Всех заменили протестанты.
В 1550-е годы события развивались стремительно. В марте новый «Ординал» Кранмера занял место старого католического «Понтификала» и упразднил малые чины субдьякона, пономаря и т. п. Кранмер ориентировался на труд Буцера «О законном рукоположении служителей Церкви»: священнослужители посвящались в сан, чтобы «проповедовать Слово Божье и освящать Святые Дары» – протестантский ракурс[527]. Затем Николас Ридли, преемник Боннера в качестве епископа Лондонского, приказал убрать из церквей своей епархии алтари и поставить на их место престолы. Причиной он обозначил, что «стол будет сдвигать представления простых людей от суеверий папистской мессы на верный ритуал Тайной вечери» (то есть евхаристия не есть жертвоприношение римлян, но память о Страстях Христовых)[528]. К концу года эту перемену осуществили по всей епархии Ридли и в других местах. Когда 23 ноября Совет объявил епископам, что большинство алтарей уже убрано, а оставшиеся следует удалить во избежание «неудобств», члены Совета явно преувеличивали[529]. Католики начали отправляться в ссылку за границу; те же, кто остался на родине, занимались составлением списков радикальных реформаторов, разрушавших алтари и хоры, уцелевшие при удалении икон и статуй, – расправы над ними последовали через церковные суды во время правления Марии[530]. В Восточной Англии и Ланкашире часть духовенства и мировых судей испугались сделанного: католицизм подвергался гонениям, тогда как почти ничего не предпринималось, чтобы заменить старую веру новой. Буцер проницательно заметил, что английская Реформация была слишком отрицающей; ее насаждали «посредством предписаний, которым большинство населения подчинялось весьма неохотно, и разрушением инструментов древних суеверий»[531]. Католическое сопротивление преувеличивается: историки чрезмерно полагаются на документы церковных судов и мало внимания придают записям церковных старейшин и завещаниям[532]. Тем не менее точка зрения Буцера остается в силе. Декатолизация и разграбление не были действенной заменой миссионерской работе. Антипапизм стал нормой, и католическое отношение к святым было отброшено; секуляризация торжествовала в ликвидации монастырей и поминальных часовен; древние обряды очернялись. Однако в сельской местности и в небольших городках люди мало сталкивались с проповедями реформистов: за пределами Лондона, юго-востока и университетов было совсем немного «обращенных». Несмотря на предписания Кромвеля и Сомерсета учить детей основам Священного Писания, протестантизм не мог распространяться только средствами образования, так как доступ к литературе и школьному обучению в провинциях был ограничен. И наконец, уважение к духовенству убавилось, поскольку «чудо» евхаристии отменили, а священников лишили многих земель.
Общественное мнение, судя по всему, проявляло наиболее решительный настрой там, где дело касалось приходских церквей. Поскольку английское благочестие было материалистичным, церковное имущество составляло последний источник дохода, как отметил Тайный совет в 1547 году, потребовав произвести инвентаризацию в епархиях. В 1549 году шерифам и мировым судьям приказали получить свежие описи и подвергнуть уголовному преследованию лиц, присвоивших имущество. В конце концов Совет постановил (3 марта 1551 года) конфисковать церковную утварь, «поскольку Его Королевское Величество на данный момент нуждается в деньгах»[533]. Ничего не предпринималось до апреля 1552 года, когда снова назначили уполномоченных проверить инвентарные списки, а в январе 1553-го новым уполномоченным приказали изъять все, кроме белья, сосудов для причащения и колоколов. Серебряную и золотую посуду, наличные деньги и украшения отправили в Лондон, а облачение священников и вещи из неблагородных металлов продавали на месте и присылали вырученные деньги. Несмотря на жесткость уполномоченных, Эдуард умер до завершения процесса выжимки средств.
Дополнительные искусные грабежи происходили посредством слияний приходов и «обмена» епископальных земель. Сомерсет разрешил объединение приходов в графствах Йорк (1547), Линкольншир и Эссекс (1548–1549). Нортумберленд ликвидировал недавно созданную епархию Вестминстера, поделив ее земли между короной и епархией Лондона (март 1550 года). Он также добился законодательного акта на разделение вакантной епархии Дарема (март 1553 года)[534].
Однако главным достижением Нортумберленда явился Второй акт о единообразии. Новые дебаты о евхаристии предшествовали отрешению от должностей Боннера и Гардинера, а диспут Буцера в Кембридже был связан с королевским двором через группу «афинян» – партию Чика и сэра Томаса Смита, члены которой отвергали искаженное произношение древнегреческого языка, существовавшее в XVI веке, в пользу произношения классической Античности[535]. Сесил принадлежал к «афинянам» и возглавил организацию лондонских дебатов по евхаристии в октябре и ноябре 1551 года у себя и в доме Ричарда Морисона. Ведущие придворные слушали, как Чик, Сесил, Эдмунд Гриндал, Роберт Хорн и Дэвид Уайтхед опровергали пресуществление, а другие участники дебатов отстаивали превращение в таинстве евхаристии существа хлеба и вина в тело и кровь Христа[536]. Значение лондонских дебатов удваивалось тем, что они подготовили почву для появления второй «Книги общих молитв» (1552), хотя ее представили в 1559 году Елизавета и Сесил. Также в 1559 году Гриндала назначили епископом Лондона, Хорн стал епископом Винчестера, а про Уайтхеда говорили, что он первый раз отказался от Кентербери. Все были обязаны своим положением покровительству Сесила. Таким образом, основания для решения Елизаветы были заложены в доме Сесила еще в правление Нортумберленда: то, что было представлено в 1559 году, – и это можно утверждать совершенно точно, – также было именно тем, что ругали в 1551–1552 годах.
Парламент заседал с 23 января по 15 апреля 1552 года. Принятые законы урегулировали религиозные праздники и постные дни, узаконили детей женатого духовенства и установили их право наследовать собственность. Новый Акт об измене вернул то, что было отменено Сомерсетом. Однако ключевым статутом явился Второй акт о единообразии[537]. Он требовал, чтобы «каждый человек», живущий в Англии, Уэльсе и Кале, по воскресеньям посещал церковь; заменил первую «Книгу общих
