а причастие «не должно отличаться от обычного хлеба»; им не нравилось, что конфирмацию следует откладывать до достижения детьми возраста правоспособности. И девонширцы, и корнуолльцы не приняли богослужения на английском языке; они заявляли, что предпочитают латинский или корнуэльский. При этом Сомерсет знал, что мятежники «страшно ненавидят дворян и считают всех их своими врагами»[496]. Лозунг корнуолльцев звучал так: «Убей дворян, и мы снова получим Акт шести статей и службы, как при короле Генрихе VIII»[497]. Когда восставшие девонширцы и корнуолльцы объединились, они отказывались иметь дело с дворянами в сопровождении слуг на том основании, что «слуга доверяет господину». Хотя это показывает, что люди были разобщены, совершенно очевидно, что восставшие не доверяли джентри. Когда мятежники осадили Эксетер, им не хватало признанного руководства дворян. К тому же их требование вернуть половину бывших монастырских земель предполагает, что получившие эту землю люди не привлекались к движению. Однако появились лидеры не из правящего класса: Арунделл был «простым» дворянином, Андерхилл и Сигар происходили из йоменов, а Маундер занимался торговлей[498].

Восстание в Восточной Англии было «бивачного» типа: восставшие никуда не шли, а «стояли лагерем» по всему Норфолку и Саффолку – в Норидже, Ипсвиче, Бери-Сент-Эдмундсе и Кингс-Линне. Их руководители тоже не принадлежали к влиятельному кругу: Кетт был фригольдером из йоменов, Левет – мясником, Брэнд – казначеем из Ипсвича, а Харботтл (лидер выступления 1525 года против «Дружественного дара» Уолси) – средней руки торговцем и казначеем. Хотя в своих выступлениях они подчеркивали неприязнь к правящему классу, их целью было «другое» правительство, но не власть толпы. Они стремились исключить джентри и духовенство из своего мира; возвратить некое легендарное прошлое, в котором землевладельцы платили какую-то ренту и налоги, не выпускали своих животных на общинные земли, не ограничивали права на рыбную ловлю и т. д. Они хотели, чтобы феодальные сборы ограничивались мелким поместным дворянством; священникам запрещалось владеть землей и служить джентри; помещики не могли управлять имениями других феодалов, а королевские чиновники воздерживались от услуг другим людям. Насилия следовало избегать. Захватив Норидж, восставшие не нарушали частной собственности: «справедливость» и «надлежащее управление» были девизами Кетта. Его программа, кроме прочего, отражала вакуум власти, сложившийся в Восточной Англии в результате объявления вне закона герцога Норфолка: члены семейства Говард были суровыми лендлордами, сохранявшими в своих имениях закрепление вилланов на земле. Отвергая притеснения, восставшие Кетта демонстрировали общественное недовольство. Однако поскольку они вели дела ответственно, справедливо будет признать: «пугающий урок 1549 года» для джентри состоял в том, что «люди, не принадлежащие к влиятельному классу, смогут прекрасно обойтись без представителей такового, пока не столкнутся с грубой силой»[499].

Сомерсет плохо справлялся с восстаниями. Весной 1549 года он колебался, не желая прерывать кампанию в Шотландии. Протектор рассчитывал на прокламации и помилования, а Пэджет, Рассел и Смит критиковали его за игнорирование рекомендаций Совета. В июле он отдал приказ начать решительные военные действия против восставших и отказался от шотландского проекта, но нападки на него за промедление вылились в обвинение в неоправданной мягкости, даже в солидарности с восставшими. Вскоре поползли ложные слухи, что Сомерсет «замыслил какое-то крупное предприятие, которое в значительной степени опирается на толпу». Джентри, «конечно, ревниво относятся к дружелюбию милорда и, по правде говоря, думают, что милорд склонен желать скорее упадка дворянства, чем его процветания»[500]. Джентри крайне остро относились к восстаниям и немедленно заклеймили протектора как революционера. Его свержение стало неизбежным.

Последний гвоздь в гроб Сомерсета вбил Пэджет. Он напомнил протектору:

Общественный порядок любого королевства составляется и поддерживается религией и законом. А если одного из этих компонентов или обоих нет, прощай все общество, прощай король, государственное управление, правосудие и все остальные преимущества. …Посмотрите внимательно, есть ли в нашей стране закон и религия, но, боюсь, вы не увидите ни того ни другого. Исповедовать старую веру запрещено законом, а новую еще не переварили в одиннадцати двенадцатых нашего королевства, какое бы спокойствие они ни пытались изобразить, чтобы угодить тем, в ком усматривают представителей власти.

Причина восстаний – «ваша терпимость, ваше убеждение быть добрым к бедным. Вашей милости говорили: “O, сэр, на свете не было человека, которого бы так любили бедные, как любят вас!”» Подобное тщеславие перевернуло мир вверх дном. Народ «стал королем, определяющим условия и законы начальникам, говоря им “дайте то и это, и мы пойдем домой”». Нерешительность Сомерсета добавила мятежникам и возможностей, и дерзости нанести удар. Он, таким образом, предал правящий класс. «Пожалейте, – убеждал Пэджет, – короля, вашу жену и ваших детей, подумайте о защите и положении королевства».

Затем Пэджет нанес coup de grâce (последний удар, которым добивают умирающего человека из жалости): «И не распыляйтесь одновременно на разные вещи, как вы делали в этом году, – война с Шотландией, война с Францией… отправка комиссий для этого, новые законы для того, прокламация для другого». Он бы ушел в отставку, если бы Сомерсет не занимался реформой. И Пэджет осторожно пригрозил протектору:

Помните, что Вы обещали мне на галерее Вестминстера, когда в короле еще теплились последние искры жизни. Помните, какое обещание Вы дали сразу после его кончины, обсуждая со мной пост, который сейчас занимаете… и то, что именно мой совет сыграл в Ваших делах главную роль. Надеюсь, Ваша милость верны собственному слову[501].

Что бы ни случилось у смертного одра Генриха VIII, последствия затронули все коридоры власти.

8

Реформация и Контрреформация

Заговор графа Уорика был изощренным, но при всем том не имевшим четкого плана. Начатый в октябре 1549 года, когда Уорик устроил заговор против протектората, захватил Эдуарда, арестовал Сомерсета и при содействии Кранмера получил доступ в личные покои, государственный переворот завершился только в феврале 1550 года тем, что Джон Дадли обошел своих соратников по заговору в пользу протестантской Реформации. То, что Уорик отказал притязаниям Марии на регентство после свержения Сомерсета, тоже обращает на себя внимание. Сам заговор в декабре 1549 года оказался под угрозой изнутри, со стороны заговорщиков, которые пытались устранить и Сомерсета, и Уорика, чтобы вернуться к католичеству. Возможно, угроза собственной жизни и побудила Уорика впоследствии лишить Марию права наследования престола.

Основными союзниками Уорика были Райотсли (граф Саутгемптон), граф Арундел, сэр Эдвард Пекхэм (родственник Райотсли) и сэр Ричард Саутвелл. Арундел, Пекхэм и Саутвелл были католиками, поддерживавшими регентство Марии; Уорик и Райотсли – политиками, боровшимися с автократией Сомерсета. В религиозном вопросе Уорик не стоял «ни на одной, ни на другой стороне»; его кредо состояло в покорности воле Верховного главы[502]. Он, по всей видимости, согласился бы на регентство Марии, если она