class="p1">Споры в Тайном совете по поводу брака Марии не говорят о фундаментальном расколе в рядах его членов. За кандидатуру Кортни выступали все тайные советники, кроме Пэджета, который понял потенциал ситуации и занял сторону Филиппа. Он хотел обойти Гардинера, став главным министром Филиппа в Англии. Гардинер ошибся с оценкой ситуации. Он оказался в оппозиции к Марии, которая никогда не намеревалась выходить замуж за Кортни, даже и до того, как его амбиции и безнравственное поведение стали предосудительными. Когда этот факт получил огласку, советники изменили мнение. Первыми отреагировали Арундел и Пембрук, однако их исходный протест был верным. Филипп стремился заключить брак, чтобы завершить плавный переход испано-бургундской власти от его отца к нему самому. Вдовец с единственным сыном, он с 1551 года правил Испанией в качестве регента и надеялся вскоре завладеть Нидерландами и Северной Италией. Для этого он хотел возродить англо-бургундско-испанский альянс, возможный благодаря дочери Екатерине Арагонской. Однако Филипп не намеревался ни править Англией, ни заниматься ее внутренними делами, разве что подготовкой военно-морского флота и обороной границ. К тому же по брачному договору Елизавета сохраняла право наследования трона. Права Филиппа на участие в государственных делах прекращались, если Мария умрет бездетной, поэтому у Филиппа не было стимула заботиться о будущем[549].

Общественное неприятие Филиппа вытекало из антипапской ксенофобии, через торговые связи Англии имевшей отношение к германской и фламандской боязни «испанской тирании». К этому браку плохо относились и в самой Испании, но Мария осталась непреклонной; проект брачного договора был одобрен 7 декабря 1553 года. Условия договора учитывали английские интересы, поскольку, хотя Филипп получил титул короля при жизни Марии, он не имел права втягивать Англию во франко-габсбургскую войну, назначать иностранцев на государственные посты Английского королевства, самостоятельно распределять бенефиции и увезти Марию или ее детей за границу без разрешения. Надо сказать, Филипп считал эти условия настолько оскорбительными, что в секретной декларации отказался их признавать; к тому же его так и не короновали, поскольку его противники связывали вопрос коронации с опасениями вовлечения в войну. Парламент ратифицировал подписанный брачный договор в апреле 1554 года, свадебная церемония состоялась 25 июля – однако только после того, как ее поторопило восстание.

Бывшие сторонники Сомерсета и Нортумберленда планировали выступление в ноябре 1553 года. Четыре согласованных восстания назначили на следующий март: мятеж в Девоншире должен был возглавить Кортни или сэр Питер Кэрью, в Лестершире – герцог Саффолк, в Кенте – сэр Томас Уайетт, а на границе с Уэльсом – сэр Джеймс Крофт. Однако когда в январе просочились слухи о задуманном, мятежники были вынуждены выступить раньше. Собрать силы удалось лишь в Кенте: Уайетт, военный специалист, высказывавший Сомерсету идею создания постоянной армии, готовой ко «всем неожиданностям и внутри страны, и за ее пределами», выставил 3000 человек. Лондон заколебался, но частично вследствие решительности Марии, частично из-за собственных промедлений, а частью потому, что лондонцы боялись разграбления города, Уайетт потерпел поражение. Восстание провалилось, когда Уайетт обнаружил перед собой лондонские Ладгейтские ворота (7 февраля) закрытыми. Около 40 его людей погибло в бою, 90 человек казнили, включая почти 20 командиров из благородного сословия. Однако 480 человек были осуждены – 350 из Кента, 76 из Лондона, 37 из предместья Лондона Саутуарк и 17 из других мест. 285 мятежников помиловали до приговора. Поначалу Мария настраивалась на репрессии, но потом склонилась к политике терпимости. Впоследствии она уже не позволяла избегать наказания столь большому количеству противников, снова введя в действие законы о ереси. Однако она полагала, что недовольство испанским браком преувеличено – серьезное заблуждение. Когда 11 апреля Уайетта казнили, люди обмакивали носовые платки в его кровь, как если бы он был мучеником[550].

Восстание Уайетта подвергло опасности Елизавету, к которой Мария относилась с недоверием. Хотя Уайетт заявлял, что не собирался причинять «никакого вреда королеве, а только ее Совету и советникам» (намек на ее наперсников при дворе?), если бы мятеж удался, бенефициаром сделалась бы Елизавета[551]. На предложение Пэджета выдать ее за Кортни и признать наследницей трона, если у Марии не будет детей, немедленно наложили вето. Затем Гардинер, который восстановил утерянные позиции, приписав мятежникам религиозные мотивы, организовал арест Елизаветы (9 февраля). Однако свидетельства ее соучастия в мятеже имелись лишь косвенные, и она уцелела. На самом деле руки Гардинера связывало желание спасти Кортни, который явно участвовал в заговоре. Пэджет продолжил защищать Елизавету. В апреле 1554 года он также несколько раз помешал Гардинеру в парламенте, за что Мария сослала его в загородное имение, но он был слишком полезен, чтобы долго держать его вдали от Совета.

Тем временем примирение Марии с Римом не развивалось никак. Только когда состоялась свадьба его сына, Карл V соизволил разрешить легату папы Юлия III Реджиналду Поулу отправиться в Англию, несмотря на то что Мария считала повиновение Святейшему престолу своим первостепенным и неизменным долгом. Даже тогда Испания хотела, чтобы папа внес изменения в инструкцию Поула. Хотя после своего прибытия 20 июля 1554 года Филипп сделал примирение главным приоритетом, чтобы повысить собственный авторитет, он сомневался в благоразумии Поула. Основным вопросом был статус бывшей церковной собственности: пока проблему не разрешили, Поул томился в Нидерландах, и религиозная политика Марии топталась на месте.

Тем не менее законодательство эпохи Эдуарда можно было ликвидировать, католических епископов возвратить на свои места, осевших в Лондоне и Гластонбери протестантских эмигрантов выслать из страны, а протестантских проповедников арестовать. Наверное, слишком смело было бы сказать, что Мария хитрила, скрывая степень своей приверженности католичеству, пока не воцарилась в Вестминстере; ее первоначальная терпимость зиждилась на искреннем предположении, что принуждение не понадобится – что, когда «еретики» предстанут перед освобожденными силами истины, они вернутся к Риму. Однако когда Кранмер бросил перчатку, предложив защитить в открытой дискуссии традиционность доктрины Эдуарда, Мария пошла в наступление. За исключением Гардинера, все члены Тайного совета обеспокоились, обнаружив ее позицию; союзниками королевы были Рочестер, Уолдгрев и другие придворные. К своему недовольству, ей пришлось использовать в качестве оружия парламент и королевскую супрематию. Хотя судьи постановили, что ее супрематия – это лишь «дополнение» к королевскому титулу, но она тем не менее не может снять с себя «еретические» полномочия, которые считает недействительными, без участия парламента. Этот факт сам по себе укрепил парламент в долгосрочной перспективе. Приняв законные аннулирования в своих парламентах, Мария признала обоснованность бывших актов об апелляциях, супрематии и единообразии, хотя аннулирования заставили Елизавету обращаться в парламент в 1559 году, чтобы повторить разрыв с Римом. Этот процесс стал посмертной победой Кромвеля над «имперским» взглядом Генриха VIII на верховную власть короля: религиозное урегулирование было поставлено на законные основания – предположение Генриха, что парламент не «дал» ему верховенство над церковью, а просто «провозгласил» Божественную истину, стало невозможным.

Первый парламент Марии (5 октября – 6 декабря 1553 года) отменил Закон об измене