Шрифт:
Закладка:
Если и есть в этом мире человечек, не виновный ни в чём, то это ты. Если и есть в этом мире человечек, достойный счастья, то у меня нет другой кандидатуры, кроме тебя.
Я простил тебе всё, хотя ты и не сделала мне ничего.
Почему-то казалось, что наша история не закончена.
Впрочем, все мы ошибаемся.
Возвышающееся над переплетением изуродованных тел Лерочкино лицо не выражало ничего. Такое же правильное и красивое, как и несколько дней назад. Если бы не изуродованная плоть, к которой крепилась шея, можно было бы представить, что это и есть моя одноклассница.
Однако, Лерочки больше нет, а есть только безобразная химера. Я осознавал это очень чётко, очень ясно.
И всё же какая-то часть меня заставила раскрыть рот и издать глупые звуки:
– Лерочка? Ты понимаешь меня?
По отсутствию мимики, по пустым глазам я понял, что нет.
Зато мне ответили два автомата, два обычных армейских калаша, которые составленный из Леры и Валеры паук держал в четырёх конечностях.
Две очереди косо перечеркнули мне грудь, снося в обратно в овраг.
Меня в очередной раз спас бронежилет, но заброневой урон заставил мою только что исцелённую грудь снова хрустнуть. Плевать.
Растопырив руки и ноги, я чудом остановил дальнейшее скатывание в овраг. Как раз вовремя – ЛераВалера запрыгнул за мною следом, уже в полёте направляя на меня калаши.
Я успел первым. Два выстрела из Железного Феликса слились в один. С расстояния в пару метров я не промазал, и пули легли точно в висок Валере и в лоб Лерочке.
Паук задёргался в предсмертной агонии. Комбифарм. И пауки, и многоножки сделаны так, чтобы можно было их легко убить.
Интересно, умеет ли очкастый псих Скол создавать более убийственных и живучих тварей?
Я наклонился к Лерочкиной голове и достал нож, сам не понимая, что я хочу сделать. Наверное, это и есть состояние аффекта, про которое так много говорят по телевизору.
Неуверенно, но упорно, я сначала перерезал мягкие ткани горла, а затем несколькими сильными ударами перерубил кости шеи. Аккуратно поправил причёску, закрыл мёртвые глаза. И положил в свой рюкзак.
Столь совершенная красота не должна соседствовать с отвратительной кучей плоти, созданной Сколом. Даже после смерти.
Скол! Сука Скол! Ты ответишь мне!
Если до этого я просто… просто спасал город, набирал уровень и добивался расположения союзников, то теперь это личное.
Я найду тебя, мразь, найду и сотворю с тобой такое… такое… Я изобразил окровавленным ножом затейливый узор. Потом сообразил, где нахожусь.
Вылезаю из оврага и вижу, что оставшиеся два паука всё ещё отстреливаются от Лиды и Элион. Третий лежит мёртвым.
Четырьмя меткими выстрелами я прекращаю жалкие жизни тварей. Впрочем, разве это жизнь? Так, подобие…
– За мной!
Элион и Лида послушно бегут за мной. За нашими спинами по-прежнему передвигаются простые пауки, но многоножек уже не видно. Видимо, у Скола проблемы, и он призвал часть своих войск на подмогу. Нам же лучше – оставшиеся пауки не представляют проблемы.
Я веду отряд в сторону предполагаемых позиций союзников. Вижу заросшую дорогу. Где же наёмники, где?
Автоматная очередь прошлась над нами. Стреляли откуда-то из кустов на небольшом пригорке. Так криво стреляют или это предупредительные?
– Свои! – крикнул я, когда отряд укрылся за деревьями.
– Пароль? – ответил мне лес знакомым голосом инструктора Павла.
– Нет пароля, вы нас в лицо и по форме должны отличить!
– Ладно, проходите по-одному, только не дёргайтесь!
Первой вышла Элион. Пробежалась до пригорка и скрылась в кустах.
– Действительно, свои. Все бегом сюда! – прозвучала очередная команда инструктора Павла.
Я облегчённо выдохнул, и мы с Лидой рванули вперёд.
Отряд наёмников, возглавляемый Павлом, расположился на удобном пригорке. Где-то впереди кто-то стрелял.
– Кто стреляет? – спросил я командира наёмников.
– Наши. По паукам этим, – коротко ответил он. – Времени нет, ваша эвакуация – в приоритете. Отступайте, а мы прикроем.
Нас провели по какой-то извилистой тропинке и вывели к прикрытым камуфляжной сетью автомобилям. Самые обычные гражданские седаны: потёртые тойоты, шкоды, фольцвагены.
Загружаемся в авто.
– Рюкзаки можно сбросить в багажник.
Киваю и скидываю рюкзак, предварительно достав оттуда голову Лерочки. Её я повезу с собой.
Лида, Элион и наёмники странно косятся на меня, но никто ничего не говорит. Нет времени.
В свою очередь, Лида пытается выковырять из рюкзака Топку, но у неё ничего не получается. Фея заросла паутиной по грудь. Такое ощущение, что паутина пытается покрыть её всю.
Наш отряд садится в одну машину. В другие рассаживаются наёмники. В последний автомобиль на носилках бойцы грузят своих раненных.
– Топку надо в реанимацию, – произносит Элион, продолжая держать рюкзак с феей.
– На базе… то есть в особняке есть вертолёт с пилотом, готовый доставить раненных в реанимацию, – отвечает Павел. – Мы предполагали, что войнушка будет кровавой. Времени нет, двинули!
Машины тронулись, и я облегчённо откинулся на спинку переднего сиденья. Завёрнутую в найденную в рюкзаке брезентовую ткань голову одноклассницы я засунул в бардачок, решив не нервировать водилу и отряд.
– Наконец-то эта война закончилась, – выдохнула Лида, выразив общее настроение отряда.
– Война никогда не кончается, – философски заметил сидящий за рулём наёмник, доставая камуфлированную флягу. – На, по глоточку. С боевым крещением.
Первым глоток сделал я. Обжигающая, но ароматная жидкость лавой прошла через горло, но сладким мёдом осела в животе.
– Это не первый мой бой, – заметил я, передавая флягу Лиде.
– Первый, в котором летали пули, – хмыкнул наёмник. – Другие не считаются.
Я не стал его разубеждать, наблюдая как Элион, смешно принюхавшись, делает глоток из фляжки. Сразу же закашлялась.
– Кхе, кхе, ну и гадость… – зафыркала дочь олигарха, вытирая выступившие на глаза слёзы.
– Гадость, – подтвердил ведущий машину философ-наёмник. – Потому и пьём горькую, чтобы жизнь слаще казалась!
Он что-то ещё говорил, и кажется, у них с папиной принцессой даже завязался спор.
Вот только я уже не слушал, погружаясь в объятья Морфея.
Как оказалось, это была ошибка.
На войне нельзя терять
