узнал, что на самом деле мы располагаем двумя боевыми подводными лодками с весьма опытными экипажами, поскольку во время первого сражения в Желтом море каждый из них добился попаданий торпедами в японские корабли, — российский император решил лично подтвердить достижения своих моряков, об успехе которых в свое время успели растрепать газетчики всего мира. — А теперь представь мое удивление, когда во время осмотра новейшего и сильнейшего корабля флота, названного в честь моего почившего батюшки, — он перевел взгляд в сторону хорошо просматриваемой с борта яхты пары русских трехбашенных эскадренных броненосцев, — я вдруг увидел еще одну подводную лодку прошедшую мимо него на учения. — Хмыкнув, вроде как от возникшего в голове воспоминания, самодержец повернул голову к внимательно слушавшему его собеседнику, дабы собственными глазами оценить реакцию того. — Нынче же мне докладывают, что полностью боеспособных подводных миноносцев в составе Российского Императорского Флота на самом деле четыре штуки. При этом на свой вопрос — сколько же их всего было спущено со стапелей, я так и не смог получить внятный ответ даже от Морского министра. Он только располагал слухами, что у завода, строившего подлодки, вроде бы имеется еще одна или две учебные субмарины, что, при необходимости, также могут нести самоходные мины. — Отчасти эти слухи имели под собой основание, поскольку незадолго до начала войны владельцы «Невского судостроительного и механического завода», в компанию к «Аргонавту-2», приобрели таки в Германии у господина Круппа первую и пока единственную подводную лодку его производства. Пусть крохотная «Форель» снаряжалась лишь одним не сильно мощным электромотором и обладала, как совсем малой автономностью, так и явно недостаточной скоростью хода, для первоначального обучения офицеров подводников и подготовки гальванеров, она подходила идеально, позволяя сохранять ресурс более крупных товарок. Правда, сперва ее, конечно, несколько доработали на мощностях собственного завода, устранив ряд критических недостатков, и вооружив парой отечественных внешних торпедных аппаратов. — Представляешь, какой там творится бардак, раз уж даже Морской министр не может получить достоверную информацию о количестве уже построенных подводных лодок! Я боюсь себе представить, что же будет, после того как на воду спустят все заказанные казной подводные миноносцы! Ведь, не приведи Господь, потеряют их, ироды, а после скажут, что тех никогда и не было! — Естественно никаких новых подводных лодок ни один из отечественных заводов не закладывал и не собирался это делать в ближайшее время по причине отсутствия такового заказа. Но знать этого немцы, уж точно не могли. А сам император не собирался менять ранее принятого решения по будущей, крупнейшей, кораблестроительный программе, даже учитывая те немалые потери, что успел понести флот в боях с японцами.

Во-первых, казна не располагала для подобного потребными средствами, а брать новый кредит после всех приложенных усилий императору претило, как бы ему на потребность подобного ни указывали многочисленные лоббисты чужих интересов. Впереди Россию ожидали аж две баснословно затратные программы по перевооружению, что за десять лет обещали поглотить не менее пары миллиардов рублей только на модернизацию производств и закупку нового вооружения, не считая втрое большей суммы, что была потребна для удовлетворения ежедневных нужд армейцев и моряков. Потому тратиться на то, что должно было абсолютно устареть уже через пару лет, не было никакого желания. Кстати именно по этой причине после спуска на воду «Императора Александра I», в большом каменном эллинге Балтийского завода был заложен не очередной боевой корабль, а ледокол «Святогор», являвшийся усовершенствованной версией доказавшего свою немалую значимость «Ермака». Да и то его заказали в большей мере по причине потребности дать достойную работу наиболее опытным работникам лучшей верфи страны, тогда как все прочие, за редким исключением, были вынуждены довольствоваться постройкой небольших портовых вспомогательных судов, а то и вовсе искать частные заказы.

Во-вторых, начавшееся в рабочей среде брожение не позволяло в должной мере продолжать работы даже на находящихся в достройке кораблях. Что уж было говорить о закладке новых? И речь в данном случае шла не столько о работниках верфей, сколько о тех десятках тысяч, что трудились на заводах и фабриках, обеспечивавших поставку сырья, узлов и агрегатов, из которых впоследствии рождался корабль. Пусть даже для создания подводной лодки требовалось на порядок меньше ресурсов, нежели для постройки хотя бы крейсера 2-го ранга, даже эти небольшие скорлупки вряд ли могли успеть на войну с японцами.

В-третьих, те, кто проектировал и строил ныне воюющие субмарины, в свое время уверяли его, что уже через пару лет такая мелочь, на которой моряки вынуждены ходить сейчас, окончательно устареет и растеряет все боевые возможности, так что строить надо будет гораздо более крупные, крейсерские, подводные лодки, для которых в перспективе даже океанские просторы не станут непреодолимым препятствием. Естественно, появиться на свет они могли далеко не сразу по окончании войны, а после вдумчивого разбора накопленного боевого опыта и после создания куда более мощных и совершенных торпед, поскольку простой носитель вооружения, не имеющий этого самого вооружения, мог считаться исключительно консервной банкой, но никак не боевым кораблем.

В-четвертых, по причине окончания очередной кораблестроительной программы и отсутствия новой, наиболее крупные и современные верфи страны начали подготавливать свои производственные площадки для постройки кораблей следующего поколения — линкоров. Как полагал сам император, участия в большой европейской войне России было не избежать, а одними минными полями, подлодками и старыми броненосцами подходы к столице было никак не удержать, кто бы ни стал ее главным врагом — Германия или Великобритания. Тем более что никак нельзя было допускать деградацию столь значимой для страны отрасли, как судостроение, тянущей за уши вверх по ступеням развития сотни прочих производств, в свою очередь дающих рабочие места в общей сложности сотням тысяч человек. И все эти сотни тысяч в ближайшие пару лет должны были прочувствовать на собственной шкуре, что значит отсутствие крупных казенных заказов. Так уже были разобраны большие деревянные эллинги Адмиралтейства, Галерного острова и Балтийского завода, что вдвое снизило производственные мощности казенных кораблестроителей Санкт-Петербурга. Не отставали от них и наиболее расторопные частники, в результате чего на Невском и Охтенском заводах не столько строили корабли, сколько активно перестраивали сооружения и устраивали новейшие производства. Но все эти тонкости совершенно точно не следовало знать нынешнему собеседнику русского монарха, и потому-то Николай Александрович откровенно блефовал, ибо ничего иного не оставалось.

— Хм, не так много, как крейсеров и броненосцев у англичан, — только и смог выдавить из себя кайзер, скрывая за показательно равнодушным тоном внутреннее напряжение. Он, конечно, осознавал, что Германия в этом вопросе непозволительно отстала от России, имея всего