Братья Далримпл-Гамильтоны вскочили на ноги с криком:

— Филипп!

И тут Мэрион осенило. Изящный подросток был не кем иным, как кузеном принцессы Марины — принцем Филиппом Греческим.

Обед был накрыт на золотисто-белой яхте «Виктория и Альберт», где на окнах висели шторы из кретона, а стены были украшены королевскими гербами.

Лилибет, которая всю дорогу от Лондона жаловалась на тряску и качку, теперь притихла. Она не сводила глаз с Филиппа Греческого, а о еде и думать забыла. А он, напротив, не обращал на нее ровным счетом никакого внимания и от души лакомился креветками. Лилибет наблюдала, как его длинные пальцы с ловкостью истинного мастера отделяют панцирь от мяса. Рядом с его тарелкой высилась уже целая гора розовых ошметков.

Миссис Ронни, которая, проявив свою извечную изобретательность, вновь ухитрилась устроиться в королевском кругу, склонившись к Мэрион, сообщила ей приторным шепотом:

— До чего же люблю молодежь!

Ее напудренные щеки подрагивали, а сама она не сводила многозначительного взгляда с английских принцесс и греческого принца.

В конечном счете главной темой разговора за столом неизбежно сделался Гитлер.

— Интересно, какой он человек, — сказал кто-то.

Король, не чуждый озорных выходок, бросил лукавый взгляд на соседку Мэрион.

— С-с-спросите у м-м-миссис Р-р-ронни. Она с ним встречалась.

— О да, но это было целую вечность назад! Он тогда был совсем другим! — заверила собравшихся эта любительница светских знакомств, чье пристрастие вдруг сыграло с ней такую злую шутку. Припудренные щеки побагровели от смущения.

После обеда Мэрион с принцессами в компании Филиппа вновь поднялись по длинной крутой лестнице и пошли на теннисное поле. Филипп без труда перемахнул через теннисные сетки, явно желая впечатлить своих спутниц. И это ему удалось: Лилибет была потрясена до глубины души.

— Глядите, Кроуфи, как он высоко прыгает! Какой он славный, правда?

Прыгал-то он и вправду высоко, но так ведь и допрыгаться было недолго. Его спокойствие и невозмутимость казались показными, точно он чувствовал, что самый надежный способ впечатлить Лилибет — это обходиться с ней равнодушно, посвятив все внимание ее младшей сестре. Мэрион поймала себя на том, что он не вызывает у нее доверия. Ни капли.

А чуть позже двигатель «Виктории и Альберта» протяжно взвыл, и яхта отчалила от берега в сопровождении флотилии дартмутских кадетов, разобравших все мелкие суда, какие только под руку попались. Лилибет и Маргарет, стоя на палубе, с восторгом смотрели на эту водную свиту и от души махали ей. Кадеты отвечали тем же. Непогода и беспокойное море нисколько их не спугнули — напротив, они сами выказали горячее и патриотичное желание устроить гостям пышные проводы.

Тяжелая яхта легко скользила по беспокойным волнам. До Ламанша оставалось всего ничего, а флотилия из шлюпок и моторных лодок, полных восторженных кадетов, по-прежнему верно следовала за королем. Ветер усиливался, он трепал волосы и шарфы и уносил обрывки разговоров с одного края палубы на другой. Король, чей обеденный задор заметно поиссяк в преддверии возвращения к лондонской жизни со всеми ее официальными визитами и обязанностями, накинулся на капитана, весьма недовольный кадетской свитой.

— Это безобразие, притом очень опасное! Посигнальте им, чтобы плыли назад!

На глазах у Маргарет и Мэрион один из матросов побежал на сигнальный мостик за флагами нужной расцветки, а через несколько минут загадочное сообщение на причудливом военно-морском языке взвилось ввысь, на самый верх мачты. Лилибет, которая все это время стояла у ограждения особняком и смотрела вдаль, казалось, мыслями была далеко-далеко отсюда. Кадетская флотилия начала потихоньку рассеиваться: лодки по очереди разворачивались и уплывали обратно, в Дартмут, а старшая принцесса все не сводила глаз с одной-единственной шлюпки, которая упрямо продолжила путь. На веслах сидел парень, который, точно какое-то божество викингов, неустанно боролся с водной стихией, энергично работая руками.

— Ну это же д-д-дурость! — возмутился король, остановившись за спиной у дочери с биноклем в руках. — П-п-пусть сию же с-с-секунду возвращается! Или м-м-мы его сами остановим и отправим обратно!

Лилибет промолчала, только взяла из отцовских рук бинокль и поднесла к глазам, а потом еще долго-долго смотрела на Филиппа, не обращая внимания на суету вокруг и возмущенные крики в рупор. И все же те сделали свое дело — дерзкий принц наконец подчинился: он развернул свое суденышко и уплыл. Но только когда он превратился в крошечную точку на горизонте, Лилибет отняла бинокль от глаз и вздохнула.

— А Лилибет влюбилась в Филиппа! — насмешливо сообщила Маргарет.

Королева внимательно посмотрела на старшую дочь.

— Нельзя влюбляться в первого встречного, моя милая. Любовь с первого взгляда — это сказка.

Лилибет промолчала. А Мэрион, стоявшая неподалеку, почувствовала, как тревожно сжимается сердце.

Глава сорок пятая

— Как вы думаете, Кроуфи, неужели и в самом деле начнется война? — спросила Лилибет.

Они втроем сидели на своем любимом холмике в саду у Букингемского дворца. Сентябрьское солнце согревало лица, а в безоблачном небе порхали и щебетали птички.

«Почти наверняка», — подумала Мэрион. Это мрачное предчувствие буквально висело в воздухе. Повсюду, куда ни глянь, взгляд натыкался на тревожные признаки близящейся беды. Через дорогу от дворца, в Гайд-парке, вовсю рыли траншеи. Вся улица Уайтхолл была завалена мешками с песком, а правительство распорядилось отправить лондонских детей за город.

Мэрион посмотрела на старшую принцессу. Теперь та регулярно читала газеты, а значит, хорошо понимала, что происходит в стране. Обман и увертки были совершенно ни к чему. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

— Все зависит от России, — ответила она. — Сталин пока не примкнул к гитлеровской коалиции.

— Но, если он встанет на сторону Гитлера, нацисты захватят Польшу, — заметила Лилибет. — Сами знаете, что тогда начнется…

— Гадкий Гитлер! — проворчала Маргарет, недовольно срывая маргаритки. — Всю поездку в Балморал нам испортил!

Лилибет выразительно посмотрела на сестру:

— Скажи спасибо, что нас в Канаду не отправили.

Не так давно королевской семье настоятельно порекомендовали уехать из страны. Но королева наотрез отказалась. «Дети без меня никуда не поедут. А я — без короля! А король ни за что не оставит свою страну!» — таков был ее ответ, который тут же начали всюду цитировать.

Ее преображение из светской львицы в национальный символ шло полным ходом. Когда она узнала, что Гитлер назвал ее «самой опасной женщиной Европы», она пришла в неописуемый восторг. «Самая опасная женщина Европы слушает вас, Кроуфи. Чем могу помочь?» — задорно спрашивала она всякий раз, когда Мэрион обращалась к ней за советом. «Это вас самая опасная женщина Европы беспокоит», — хихикая, представлялась она, позвонив кому-нибудь из