— Золотое кольцо. Вот почему ты вообще смогла найти это место. Он должен был отдать его мне.

Напряжение росло между нами, отравляя воздух. Шепот страха подступил вплотную. Я была одна, под землей, без ресурсов, против человека, которого едва знала.

Со стороны винтовой лестницы послышался тихий стук. Света стало больше и появился Абдулла с возбужденной улыбкой на лице. Он протиснулся в небольшое отверстие, за ним появился Уит. В руках обоих были тонкие факелы.

У Абдуллы отвисла челюсть, а в темных глазах собрались слезы. Мой дядя направился к нему, и они обнялись, смеясь и быстро переговариваясь на арабском.

Меня смущало, что дядя так открыто дурил своего шурина. Мой дядя был змеей, выжидающей идеальной возможности для удара. Он обманет Абдуллу так же, как и моих бедных родителей.

Уит подошел ко мне.

— Ты в порядке? Я бежал всю дорогу.

Я взглянула на него и заметила, что волосы, закрывающие его лоб, были влажными от пота. Напряжение, которое ощущалось ранее, спало.

— Ты бежал всю дорогу? — пробормотала я.

Он пожал плечами.

— Так поступил бы друг.

Абдулла и Рикардо исследовали переднюю комнату, удивляясь каждой мелочи. Они ничего не трогали и стояли в ошеломляющем благоговении, рассматривая каждую деталь, каждую резьбу, каждую статую. А у меня руки так и тянулись к альбому. Я хотела запечатлеть картины на стенах, хотела перерисовать все разнообразие предметов, заполняющих пространство. Часть меня хотела присесть на роскошную кушетку, но я последовала примеру Абдуллы. Он держался на расстоянии, не желая нарушать порядок.

— Место разорено, — сказал Абдулла.

— Несомненно, — согласился дядя.

Мне не нужно было смотреть на Уита, чтобы знать, что самодовольная улыбка расцвела на его губах.

— Посмотрите на это, — воскликнул мой дядя, изучая участок стены. Мы все собрались вокруг него и посмотрели наверх. Там была изображена любопытная сцена, изображающая солдат с оружием.

— Сражение при Акциуме72, — сказал Уит.

Абдулла похлопал Уита по плечу.

— Значит, ты внимательно слушаешь, когда я говорю. Ты прав. Именно тогда Клеопатра потеряла все — семью, звание, трон, любимого и жизнь.

— Тогда они проиграли битву за Александрию Октавиану, преемнику Маркуса и наследнику Цезаря, — пояснил дядя Рикардо. — Марк Антоний упал на меч, а Клеопатра последовала за ним пару дней спустя.

Абдулла указал на стену.

— Они изображены здесь бок о бок, вместе со своими детьми: близнецами Клеопатрой Селеной и Александром Гелиосом, а также их младшеньким, Птолемеем Филадельфом. Селену выдали замуж, ее близнеца убили, а об их младшем брате больше ничего не слышали, он канул в лету.

— После битвы, — начал дядя Рикардо. — Октавиан, которого отныне именовали Август, запретил кому-либо использовать имена Марк и Антоний вместе. Все следы его достижений, любых заслуг или признания были вычеркнуты из римской истории. Он стал печально известен, как изменник.

— А здесь Марка Антония увековечили, — прошептал Уит.

В его голосе промелькнула нотка, которая заставила меня посмотреть на него. Его лицо обрело необычное выражение, которое я не смогла истолковать. Я подошла ближе к стене, завороженная изображением обреченной семьи. Позади Абдулла издал громкий звук удивления. Он вошел в соседнюю комнату, в сокровищницу. Уит не отводил глаз от стены, застыв на месте.

— Людей переживают их грехи; Заслуги часто мы хороним с ними.73 — процитировал он.

— Почему Шекспир постоянно мелькает в наших разговорах?

Он оторвал взгляд от Марка Антония. Мне пришло в голову, что Уит мог в какой-то степени отождествлять себя с этим воином, который жил, сражался и любил две тысячи лет назад. Человеком, вставшим против земли, на которой был рожден. Его вычеркнули из памяти и истории страны, его достижения намеренно стерли.

Я не хотела питать к нему симпатию, но делала это. Сколько бы я не твердила себе, что он женится, что он верен моему дяде, что ничего из того, что я ему открою, не будет в безопасности, я все равно чувствовала раздражающее влечение.

Я отвернулась от него и пошла к дяде с Абдуллой в соседнюю комнату. Я скорее почувствовала, чем услышала, что Уит последовал за мной. Молчаливое присутствие, которое каким-то образом и успокаивало, и тревожило.

Парадокс, которым являлся Уитфорд Хейс.

Я ожидала увидеть двух мужчин в таком же благоговейном состоянии, что и прежде, но вместо этого, они оба рассматривали расписанную стену, украшенную сотнями сверкающих мозаичных плиток из лазурита, розового кварца и бирюзы. Больно было находиться с дядей Рикардо так близко, в то время как все, чего мне хотелось — быть как можно дальше от человека, разрушившего мою семью. Его слова постоянно звучали в моей голове, и я перебирала их в памяти, словно загадку, требующую разгадки.

Он определенно был искусен в актерском мастерстве.

— Взгляните на эту прекрасную сцену, — сказал Абдулла, указывая жестом на разные рельефы людей, несущих чаши с фруктами. — Собирают виноград. А вот здесь они запечатывают кувшины.

— Думаете, мы найдем их здесь? — спросила я, удивляясь. — Двухтысячелетний виноград?

— Возможно, он уже превратился в вино, — усмехнулся Уит, облокотившись на стену. — Да, смотри, они записывают дату сбора винограда.

— Потрясающе, — вздохнул мой дядя. — Эта гробница выглядит и ощущается как греко-египетская. Даже текст на стенах высечен на двух языках, — он двигался вдоль стены, размышляя и бормоча под нос восхищенным голосом. — Посмотри сюда, Абдулла, изображения, знаменующие смерть Осириса и похищение Персефоны.

— И большое количество скарабеев, — заметил Уит, изучая орнамент.

— Каково их значение? — спросила я. — Я встречаю их повсюду. На амулетах, стенах, столбах, в виде статуэток и на одежде.

— Они являются символами возрождения и регенерации, а также служат защитниками тех, кто отправляется в загробный мир, — ответил дядя Рикардо. — Жуки также ассоциируются с египетским богом солнца, который, конечно же, ежедневно умирал и возрождался вновь. Он—

— Рикардо, не отвлекайся. Где-то здесь должна быть дверь, — сказал Абдулла, ставя свой факел в чугунный держатель у входа в сокровищницу.

— Согласен, иначе почему бы им не расставить все сокровища у стен? — сказал дядя Рикардо.

— Они не хотели загораживать проход, — ответил Абдулла. — Но что любопытно: разве они не хотели отпугнуть расхитителей гробниц?

— Если только их не поймали, — сказал Уит. — Предположим, они вошли и были обнаружены при попытке все вынести. Древние египтяне могли укрепить лестничную дверь и наказать грабителей. С тех пор гробница оставалась засекреченной. Возможно, было проблематично добраться до Филы, когда остров был святым местом на протяжении столетий.

— Хорошая теория, — сказал Абдулла.

Мы все изучали дверь, и ответ озарил меня в одно мгновение. Возможно, виной тому была