– Вы и правда так считаете, начальница? Такое ощущение, что многие хотят нас уничтожить.

– Что ж, я этого не хочу. Вы нужны Вердигрису, Макси. Всегда были и всегда будете нужны. При всем при том я могу отпустить тебя на пару часов. Почему бы тебе не навестить Серру или немного подремать? Завтра снова будет долгий день.

Макси кивает, стараясь скрыть облегчение, и спешит на выход.

– Мы прорвемся, – добавляет Жестокая Судьба, – даже если для этого придется навести шороху.

Макси внезапно останавливается, так резко крутанув кольцо на пальце, что сдирает кожу.

– Начальница… мне кажется… у нас очередная проблема.

– Что случилось?

Она поворачивает лишь голову, чтобы видеть Жестокую Судьбу боковым зрением.

– Эм-м, я не уверена. То есть, может, это ерунда.

– Когда у нас что-нибудь было ерундой, а? Говори, я переживу.

– Я слышала, что в городе появился Первый.

– Что? Когда?

Макси отступает на шаг назад.

– Эм-м, наверно, сегодня ночью…

– И ты мне говоришь об этом только сейчас!

Макси бормочет извинения, но Жестокая Судьба уже на ногах.

– Я хочу, чтобы все задницы из совета были здесь через полчаса, и хранительница в том числе. Если нужно, приволоките их силой. Никаких оправданий!

Жестокая Судьба смотрит на лица собравшихся – все устали, нервы на пределе, и терпение вот-вот лопнет. Эззи очень внимательно, жадно слушает. Плохой знак. Макс, похоже, в ярости, Макси подавлена, а доктор Грейнс сверлит ее взглядом, когда думает, что она не видит. Только Кавэн кажется довольной, а под ее всегда безупречными ногтями – свежая земля.

На другом конце стола сидит бледная девочка вместе со своей тенью-гармонатой. Они молчат, поэтому их сложнее считывать.

И вот эти люди смогут решить проблемы, с которыми столкнулся город? Она подавляет готовый вырваться наружу смех и начинает говорить:

– Итак, вот в чем дело, да помогут нам солнца: у нас есть мор, который надо вылечить, люди, которых надо успокоить, а теперь еще и Первый пробрался в город.

Она переводит взгляд с одного лица на другое, намеренно задерживаясь на Макси на мгновение дольше.

– Может быть, еще какие-нибудь проблемы?

Все дружно мотают головами.

– Хорошо. Кавэн, как дела с зерном?

– Как вы прекрасно знаете, у нас долгосрочные проблемы с жизнеспособностью… – она осекается, поймав взгляд начальницы.

– Короче говоря, все вновь работает. Насекомых нет, спасибо хранительнице.

– Хорошо. Грейнс, твоя единственная задача до тех пор, пока я не поручу что-либо еще, – найти лекарство. Если понадобятся люди – или еще что, – ты это получишь.

– Но, – говорит Веспер, потирая глаза, – как же я? Я могу их вылечить.

– Конечно, можешь, но в городе Первый, и чем дольше ты здесь находишься, тем хуже ситуация. Как скоро ты сможешь уйти?

Диада поднимает глаза.

– Как только откроете ворота.

– Вам что-нибудь нужно?

– Все уже собрано.

– В таком случае нам пора открыть ворота.

До ворот Веспер сопровождает огромная толпа. Некоторые идут в благоговении, чтобы выразить почтение Семерым и их служителям, большинство же просто желает посмотреть на представление.

Первый тоже тут, ему легко слиться с толпой. Только меч, Злость, раздражен близостью инферналя, которого он не мигая выслеживает сквозь суженное веко. Первый чувствует направленную на себя ненависть, но если отвлечься, то эмоция скрывается, заглушается, не в силах принести реальный вред.

Куда больше его волнует то, как синхронно движутся некоторые люди, объединенные любовью к девочке. Их сущности отмечены эхом песни Злости.

Первый решает вернуться в город и выкорчевать все подобные веяния, пока они не успели укорениться.

По сигналу Жестокой Судьбы открываются Великие южные ворота. Девочка останавливается и с улыбкой машет на прощание сопровождающим, пока ее спутница не берет ее за руку и не уводит прочь.

Первый как ни в чем не бывало появляется впереди, вливаясь в начало группы.

Поклонники Веспер всё кричат, пока троица путешественников не скрывается за границами города.

Первый смотрит, как начинают закрываться ворота, и готовится бежать. Он аккуратно оценивает расстояние, так, чтобы протиснуться ровно за мгновение до того, как они сомкнутся. Даже если его станут преследовать, он сумеет прикончить хранительницу и ее умирающую защитницу задолго до того, как подоспеет помощь.

Он выходит из толпы и движется с нечеловеческой скоростью – со стороны кажется, что его ноги сливаются воедино.

Щелкнув, затягивается его шарф: с одной стороны он удерживается его шеей, с другой – оборачивается вокруг зеленой руки Макси.

Двигаться вперед не получается – тело тянут назад, ноги бегут вперед.

Но Первому плевать на боль. Он зависает над землей под невообразимым углом, затем разворачивается, перехватывает шарф и тянет Макси на себя.

Узурпетка не привыкла к такому обращению, особенно от тех, кто в два раза меньше ростом. Но удивление быстро вытесняется болью: Первый хватает ее за руки и оттягивает ей пальцы куда сильнее, чем предусмотрено природой.

Вновь освободившись, Первый опять поворачивается к воротам и мчится к проходу, стараясь как можно быстрее преодолеть оставшееся расстояние.

Слишком поздно. Он чувствует сгустившуюся атмосферу, видит, как в руках толпы появляется оружие. Посеребренные пистолеты и гранатометы с крыльями.

В обычной ситуации он бы засек ловушку, поскольку привык считывать смертных, как будто они – дорожные знаки, но его отвлекла Злость.

Он пытается позвать, докричаться до душ на расстоянии, предупредить себя, что Злость уходит, но поют пули, пронзая его оболочку и разрывая мысли.

Гремят выстрелы – куда больше, чем необходимо.

Первый падает.

И вновь люди трижды стреляют – просто на всякий случай.

Веспер и Диада покидают Вердигрис и оставляют позади горы, унося настолько забитые сумки, что они вот-вот порвутся. Перед ними простираются Убитые Земли, открытое бесплодное пространство, если не считать разбросанных тут и там живучих побегов, пучками выбивающихся из сухой земли. Козленок скачет между ростками, обгрызая их и обезглавливая.

Яркие подношения, врученные Веспер в благодарность, контрастируют с выцветшим плащом. Ее правое предплечье овивают восемь браслетов ручной работы. На ее ногах – новые носки. В ладонях все еще покалывает после благодарных рукопожатий, а в ушах звучат отголоски добрых слов.