Все завороженно наблюдают за тем, как после столкновения с препятствием тело быстро и тяжело падает. Слышится удар черепа об асфальт и финальный треск.

Веспер кричит и пытается протолкнуться сквозь стражницу, желая помочь, зная, что, вероятно, уже слишком поздно.

Козленок ретируется в холл.

Практически потеряв терпение, узурпетка оказывается не готовой к новым сюрпризам. Она чувствует, как Веспер ее толкает, и рефлекторно хватает девочку, поднимает ее за одну руку и рычит, обнажая массивные зубы.

Шок толпы быстро сменяется злостью, а потом гневом. Они никогда не доверяли маршалам или их отпрыскам, а теперь их недоверие, усиливаемое темнотой, обрастает фактами.

– Убийца! – кричит кто-то.

– Они собираются нас запереть! – подхватывает другой, подливая масла в огонь.

– Она напала на хранительницу! – орет третий.

Диада уже выхватила меч, но между ней и узурпеткой болтается Веспер. Женщина прикидывает, хватит ли расстояния между ступнями Веспер и землей, чтобы через этот просвет ударить по лодыжкам, – и готовится к выпаду.

Веспер пытается заговорить, но словам не удается пробиться сквозь сжатое зелеными пальцами горло.

У нее за спиной злобно открывается глаз.

Эффект наступает тут же. Узурпетка вопит и отбрасывает Веспер прочь. Девочка летит по воздуху обратно в коридор, а Диада как раз вовремя успевает убрать меч, прежде чем превратиться в мат для смягчения падения. Для гармонаты приятного в этом мало. Раздается хруст, грохот, ворчанье, ругань, и она быстро смотрит козленку в глаза.

На узурпетку с опозданием снисходит понимание, а ярость испаряется.

– Простите, – начинает она, – я не поняла, что это вы.

Веспер в ответ лишь хрипит.

А затем толпа хватает узурпетку.

Дверной проем обрамляет жестокую сцену: люди набрасываются на полукровку, бьют ее ногами и руками, не в силах повалить. На другом конце улицы показывается подкрепление – огромные фигуры в форме мчатся на максимальной скорости. Но толпа продолжает натиск, а затем кто-то достает нож.

Льется кровь узурпетки – темнее обычной, но столь же красная.

– За Крылатое Око! – кричит мужчина, гордо поднимая нож.

Диада встает и движется к двери, захлопывает и запирает ее. Ужасы больше не видны, но звуки с той стороны не смолкают.

Наконец Веспер обретает голос:

– Нет!

Диада держит в одной руке меч, а в другой – девочку.

– Надо найти другой выход.

– Нет, – говорит Веспер. – Мы должны их остановить!

– Они не услышат, – отвечает она, углубляясь в здание. – Пошли.

Но Веспер остается на месте. Непослушными руками отпирает дверь и выпрыгивает наружу.

Людей прибавилось, и даже могучим узурпетам не удается их сдержать.

– Прекратите! – кричит Веспер. – Во имя Семерых, хватит!

Большинство не слышит ее за звуками драки, но те, кто слышат, вторят ее призывам. Люди постепенно успокаиваются, те, что на краю толпы, преклоняют колено перед бдительным оком меча. Через несколько мгновений все заканчивается, даже узурпеты останавливаются, хоть и не встают на колени, как остальные.

В воздухе все равно чувствуется напряжение, вот-вот готова разразиться кровавая буря застарелой ненависти.

Накал растет.

Веспер сглатывает, облизывает пересохшие губы и говорит.

Слова девочки разносятся по заполненной улице. Ясная, хоть и неидеальная, речь лепится на ходу, приправленная неуверенными попытками придать ей серьезность.

– Я вас почти не знаю. Большинство из вас не знают меня. Мой дядя говорит, что гораздо проще причинять людям боль, когда ты их не знаешь. Кстати, меня зовут Веспер. Наверное, с этого и надо было начать.

Подобно поглощающему колодцу, собрание привлекает все больше людей – половина из них преклоняет колени, а бо́льшая часть оставшихся хотя бы высказывает уважение.

– Болезнь в Вердигрисе и правда дело нешуточное. То есть, конечно, это очевидно, но я хочу сказать, что многие из вас страдают, и я делаю все возможное, чтобы вам помочь. Просто вас слишком много, а меч – ну, мне тяжело с ним управляться. Мне иногда надо отдыхать. Я устаю.

Я знаю, вы тоже устали. И узурпеты устали, как мне кажется. Им нужно присматривать за городом, потому что они – единственные, кого мор не касается. Серра – так зовут узурпетку, которая охраняла дверь, – она не собиралась нападать ни на меня, ни на того несчастного. Она пыталась помочь.

Она ошиблась… Я постоянно ошибаюсь и… ну, приходится что-то решать, потому что если мы не решим, то будет еще больше кровопролития, и я не смогу помочь людям, которым мы нужны. Я не смогу их вылечить.

Знаю, это несправедливо, но прошу вас, я не хочу, чтобы снова проливалась кровь. Не хочу, чтобы вы опять сражались.

Головы синхронно опускаются в молчаливом согласии. Но угроза насилия все равно остается. Она висит в воздухе, удерживаемая на привязи девочкой и ее мечом, но не уничтоженная, проскальзывает во взглядах и невысказанных мыслях.

Доктор Грейнс приходит поздно и поэтому вынужден стоять у внешней границы толпы. На таком расстоянии слышен только голос девочки, но не ее слова.

От теней отсоединяется мужчина и встает рядом. Завернутый в поношенную одежду для путешествия, но без оружия и без багажа. Доктор Грейнс заметил бы эту странность, не будь его взгляд прикован к говорящей, а сам он не разрывался бы от воодушевления.

– Хороший ребенок, – замечает мужчина.

Грейнс делает вид, что не расслышал.

– Удивительно, почему зеленокожая на нее напала.

– Что вы сказали?

– Это было грязно. Я все видел. Ни в чем не повинный человек отправился к хранительнице за помощью, а зеленокожие его убили. Когда девочка попыталась вмешаться, они нацелились и на нее. И с ней бы расправились, если бы не вмешались Семеро. Ублюдки они все, если хотите знать мое мнение.

– Жестокая Судьба сделает все, чтобы справедливость восторжествовала.

– Не, они ж не разлей вода – она и ее зеленыши. Она всегда их покрывает. Я слыхал, она тоже оскверненная.

Доктор Грейнс поворачивается к мужчине, прекрасно осознавая, что Жестокая Судьба стоит лишь на несколько рядов впереди.

– Это не так. Она предпочла отрезать себе руку, чем стать полукровкой.

– Ага, но она ведь ее сохранила, а? Говорят, рука-то еще жива.

– Да, – отвечает доктор. – Но вы ее не знаете, да и не вам судить.

– Эт правда, – признает мужчина, отступая. – Эт правда.

Грейнс снова поворачивается, вид ему загораживают ирокезы Макса и Макси. Он не может не заметить, как из-за плеча девочки недобро смотрит глаз, как легко прослеживается его взгляд – прямо до того места, где стоит Жестокая Судьба со своими огромными помощниками. Появляется множество мыслей, большинство из них неприятные. Если бы он продлил воображаемую линию взгляда, то она бы миновала Жестокую Судьбу и пронзила бы мужчину, с которым он только что разговаривал. Но он ее не продлевает.