он проявил наибольшую склонность к естествознанию и астрономии, интересовался также живописью и пластикой.[663] Пульхерия владела письменной и устной латинской речью, владел ею и Феодосий. Мягкий и ласковый в обращении, выросший с малого детства в религиозной обстановке, Феодосий всем своим сердцем усвоил идеал благочестия, и твердая вера была основной чертой его духовного склада. Он легко подчинялся авторитету сильных по характеру людей, и прежде всего своей сестры и воспитательницы Пульхерии. Придворная обстановка того времени окружала царственных особ евнухами, и это наложило свою печать на характер Феодосия. То были ближайшие к нему люди в домашней обстановке, и он всю свою жизнь находился под влиянием того или другого евнуха. Он любил общество духовных лиц и сам приобрел с течением времени глубокое знакомство со Священным Писанием, как то отметили с похвалой современники. Он интересовался книгами духовного содержания и составил впоследствии во дворце богатую богословскую библиотеку.[664] В его приветливой наружности обращали на себя внимание прекрасные черные глаза, унаследованные им от красавицы матери. Ни Пульхерия, ни близкие к Феодосию люди не признавали в нем живого и самостоятельного ума.[665] Пульхерия восполняла этот недочет своим решительным характером и большими умственными дарованиями.

Войдя в юношеский возраст, Феодосий предоставил Пульхерии сохранять властное положение, которое она заняла с 414 года, и она пользовалась не только титулом августы, но и всеми прерогативами этого сана. Она имела свой придворный штат и особого препозита, на что не давал права титул августы, сообщавшийся супруге императора.[666] Церковные историки прославляют ее как святую, говорят о божественных откровениях, которые ее посещали, и она осталась в памяти потомства в ореоле святости. Язычник Евнапий сохранил нам весьма строгий отзыв о продажности должностей и большой неправде в судах за время правления Пульхерии. Управления провинциями были таксированы, смотря по их доходности, и места правителей предоставлялись тому, кто давал больше, чем соискатели, в надежде возместить свои расходы во время управления. Но так как нередко возбуждались процессы о вымогательствах, то подвергавшиеся обвинению теряли не только свою наживу, но и собственное состояние и впадали в бедность, так что вскоре пропал интерес искать места правителя провинции.[667] Обычай оплаты назначений на должность правителя провинции существовал издавна; позднее, при Юстиниане, установлена была точная такса.[668] Так как при дворе видная роль принадлежала евнухам, на которых всегда тяготело обвинение в корыстолюбии и стяжательстве,[669] то их подкупность и жадность создавала нередко разного рода злоупотребления.[670] Что касается лично Пульхерии, то она со своим христианским благотворением и чистотой личных побуждений стоит выше всяких подозрений в причастности к злоупотреблениям двора.

Во внешней жизни государства годы самостоятельного правления Пульхерии протекли в глубоком мире. Но в первый год ее правления случились тяжкие события в Александрии на почве религиозной нетерпимости молодого патриарха Кирилла. Он был племянник Феофила, вырос и получил образование под руководством дяди. Богословским его образованием руководил известный тогда в Египте Серапион, спасавшийся в Нитрийской пустыне. Когда Кирилл вернулся из монастыря в Александрию, он был посвящен в духовный сан и с большим успехом выступил в качестве проповедника. Одаренный блестящим литературным и ораторским талантом, Кирилл скоро стал заметным членом александрийского клира. В 403 году он был вместе с дядей в Константинополе и участвовал в деяниях Собора, низложившего Иоанна. Враждебность к Иоанну и иоаннитам он сохранил с тех пор надолго, и только в 417 году согласился внести имя Иоанна в диптихи Александрийской церкви. По смерти Феофила осенью 412 года он был выбран на Александрийский престол, вопреки видам и стараниям правительства, так как стоявший тогда во главе управления Египта Абунданций боялся возвышения этого властного и честолюбивого человека.[671] В период борьбы на жизнь и смерть с язычеством при Феодосии I александрийские епископы сумели придать своему сану чрезвычайное значение и являлись властью, конкурирующей с представителями государственного управления. Их церковная юрисдикция непререкаемо простиралась на весь Египет и соседние области к западу, в пределах распространения греческого языка.[672] Префекты Египта вынуждены были считаться с патриархом, а властолюбивый Кирилл пошел дальше своих предшественников и немедленно по своем водворении на кафедре стал действовать как полноправный начальник страны.

Сначала Кирилл обрушился на новациан. Он приказал закрыть все их церкви, взял всю священную утварь и конфисковал все имущество их епископа Феопемпта.[673] Вслед за тем он произвел в городе страшный разгром иудеев, которые составляли еще со времен Птолемеев значительную часть населения Александрии и имели свое самоуправление и особые права.[674] Кирилл раздражал иудейскую общину своими угрозами, и они отомстили христианам ночными убийствами. Подосланные иудеями люди кричали, будто пожар охватил церковь Александра. Христиане сбегались тушить, а иудеи их избивали. На следующий день, когда это разгласилось, Кирилл сам повел народ на синагоги, разорил их до основания, выгнал из города всех иудеев и отдал их имущество на разграбление черни. Вся иудейская часть города запустела. Префект Египта Орест был крайне возмущен этим делом патриарха и довел обо всем до сведения двора. Но Кирилл со своей стороны писал о злодействах иудеев.[675] Вражда Кирилла к Оресту разгорелась еще больше, и нитрийские монахи явились в числе 500 человек в Александрию и, выждав время, когда тот проезжал на своей колеснице, бросились на него и осыпали всякой бранью, называя его язычником. Орест кричал им, что он христианин и крещен константинопольским патриархом Аттиком. Монахи не слушали, и один из них, Аммоний, бросил в Ореста камнем и разбил ему в кровь голову. На помощь префекту сбежались димы и обратили в бегство монахов. Аммоний был схвачен и замучен на пытке. Кирилл добыл труп Аммония и выставил его в церкви как мученика, назвав его Фавмасием.[676] Орест посылал в столицу донесения о бесчинствах Кирилла, но тот парализовал их своими сообщениями, в которых выставлял все дело в ином свете. Фанатичные монахи и параволаны, как назывались служители при благотворительных учреждениях церкви,[677] продолжали свои бесчинства и в следующем году совершили злодейское дело на улицах Александрии.

В этом городе давно жила и действовала высокообразованная женщина Ипатия, дочь Феоны, унаследовавшая от отца преподавательскую профессию и обучавшая математике и философии. В числе ее учеников были и христиане, и один из них, Синезий, родом из Кирены, давно уже занимал епископскую кафедру в своем родном городе. Ипатия оставалась верной эллинизму, как тогда называли язычество. Ее глубокая ученость пользовалась известностью на всем Востоке. Правитель