этом мире, где элитарное положение зарабатывалось заслугами, ни один лидер не был пожизненным. В 1983 году у команд появилась возможность отстранять тех, кто плохо играл, и просто заменять игроков в зависимости от потребностей команды. Взлет и падение мог претерпевать даже капитан команды (или неформальный лидер группы), и Ворошилов использовал свое положение ведущего, чтобы обратить внимание зрителей на ошибки капитана – например, на неспособность выслушать тихого участника, который дал правильный ответ, но был проигнорирован. Он объяснял, что, хотя вопросы и призваны уравнивать шансы участников, обладающих разными знаниями и опытом, игра естественным образом выявляет иерархию игроков, определяя главных и второстепенных героев и, по сути, воспроизводя в небольшой группе знатоков стратифицированный социальный мир аудитории. Среди знатоков, писал Ворошилов, «появятся балагуры и гордецы, работяги и лентяи, их характеры начнут проявляться прямо на наших глазах. И непременно среди них появится главный герой, лидер, мы еще не знаем, кто именно, но он непременно будет». И так же, как в жизни или в любой хорошей трагедии (но не как в соцреалистическом романе), этот герой может пасть. «Но вот он уже существует, – писал Ворошилов, – этот главный герой. Вечен ли он? Или возможен сюжетный поворот, при котором герой подвергнется новым испытаниям и их не выдержит? И что тогда будет с командой? Выдвинет команда нового героя ему на смену?»788

Переживать взлеты и падения могли не только отдельные члены команды знатоков; существовал и еще больший риск – что вся команда может быть разгромлена телезрителями, как это порой и случалось. Этот эффект был одновременно и вполне «правоверным» – конечно же, советский народ способен саморазвиваться и в конце концов может превзойти маленький клуб знатоков, – и потенциально разрушительным, поскольку знатоки вполне подходили на роль еще одного крошечного авангарда, противопоставленного советскому народу789. Ворошилов, как в частном порядке, так и открыто, в качестве невидимого ведущего-рассказчика, всегда болел за телезрителей и против знатоков790.

Когда на советское телевидение пришла перестройка, казалось, что «Что? Где? Когда?» все это время только к ней и готовилась. Ворошилов всегда настаивал, что передача должна сниматься одним дублем – для создания ощущения прямой трансляции; с 1986 года она уже действительно шла в прямом эфире791. Музыкальные гости, которые начали выступать во дворце на улице Герцена в 1984 году, заменив собой видеоклипы прежних лет, теперь выступали в прямом эфире для всей телевизионной аудитории792. В результате махинаций, организованных в 1986 году группой комсомольцев, задумавших превратить дворец на улице Герцена в кооперативный ресторан, телеигра, и без того всегда ощущавшая себя как будто не совсем в Советском Союзе, переехала за границу – в Болгарию, где состоялось три международных турнира. Вернувшись в Советский Союз в 1988 году, чтобы начать вещание из здания «Совинцентра», она привезла с собой иностранных гостей: в турнирах 1988 и 1989 годов участвовали команды из капиталистических стран, включая США и Швецию, а в турнирах 1989 года к ним добавились команды из Чехословакии, Польши и Болгарии. Интернационализация игры одновременно отвечала изменениям в отношениях СССР с Западом при Горбачеве и предвосхищала глобализацию «Что? Где? Когда?» как телевизионного формата и любительского клуба – вместе с миллионами бывших советских граждан – после 1991 года. Наконец-то Ворошилов смог организовать игру не только на книги: в болгарских турнирах 1987 года были введены ценные призы – от комплекта из шести советских часов до парфюмерных наборов и предметов декора, созданных болгарскими и советскими художниками, – каждый из которых подолгу демонстрировался зрителям и телезрителям и предлагался на выбор знатокам всякий раз, когда они правильно отвечали на вопрос793.

Но, пожалуй, самое значительное изменение произошло в характере вопросов. Телеигра никогда не была посвящена одним лишь занимательным фактам, о которых говорило ее название; отныне жаркие дебаты и «мозговые штурмы» стали касаться вопросов, выходящих далеко за рамки «что, где и когда» или «кто, почему и как». В передаче стали появляться вопросы о правовых и социальных изменениях, связанных с горбачевскими реформами, а «минута на размышление» превратилась в политический круглый стол, который она неявно напоминала и прежде. В результате Ворошилов внес существенные изменения в формат передачи. В этих новых условиях знатоки стали представлять не элиту, которую могут сместить телезрители, а прежде всего позитивное альтернативное руководство или альтернативный образ мышления. Желая проверить политическую смелость знатоков, Ворошилов стал позволять себе вмешиваться в ход игры, подчас самым поразительным образом. В один напряженный момент турнира 1987 года в Болгарии он надавил на болгарского игрока, заставив его изменить «правильный» ответ команды – что фабрики должны сами, руководствуясь спросом, решать, сколько пар брюк и сколько пуговиц производить, – а затем раскритиковал этого игрока за неспособность отстаивать свои идеи794.

Граница между знатоками и зрителями значительно размылась, особенно с включением в 1988 году любительских команд из других советских городов и из Восточной Европы: это был новый формат, когда десять команд из разных мест играли вместе как расширенная команда знатоков, и вполне уместным был девиз того сезона: «Один за всех и все за одного». В гораздо более просторном помещении «Совинцентра» в игре могли участвовать не только бывшие любительские команды, представлявшие зрителей-участников, но и еще большая зрительская аудитория, которая толпилась в проходах и наблюдала за игрой, находясь со знатоками на одном уровне в буквальном смысле этого слова. Это было продолжение начатой Ворошиловым еще в 1984 году практики перемещения аудитории на сцену – ближе к знатокам и в центр внимания телекамер. Зрителей, которые еще не были на сцене, также поощряли к более непосредственному участию, подсчитывая их «интеллектуальный рейтинг» – число, основанное на количестве правильных ответов и сложности вопросов.

Потенциал «Что? Где? Когда?» как открытой и конкурентной площадки для политических дебатов был полностью реализован в играх 1988 года. Тогда были введены новые правила, по которым все команды знатоков имели право ответить на вопрос после ответа команды за главным столом, но лишь последний ответ, данный любой командой, становился ответом всего клуба знатоков. Эти правила одновременно максимизировали количество мнений и аргументов, которые могли услышать зрители, и подчеркивали важность обмена мнениями, консенсуса и смелости мысли. Однако во время этих игр было несколько случаев, когда один реакционный ответ – при условии что он давался последним – мог привести к поражению всей команды, даже когда большинство игроков давали тот или иной вариант «правильного», то есть поддерживающего реформы, ответа. Таким образом, несмотря на захватывающую атмосферу открытости и дискуссии, телеигра показала ограниченность аргументированных дебатов в