– Бесспорно, бесспорно, – сказал Стросс, словно отмахиваясь от пустяка. – Тем не менее, увы, это письмо привлекло внимание президента, и поэтому… – Стросс сделал драматическую паузу, и у Оппи сложилось твердое впечатление, что этот уже весьма пожилой человек очень доволен собой, – и поэтому КАЭ подготовила собственное письмо. – Он поднял со стола пачку бумаг и помахал ими в воздухе, как будто сам изумлялся тому, насколько длинным получился документ. – Естественно, – продолжил он, – это всего лишь черновик. Окончательным этот текст станет лишь после того, как под ним появится подпись генерала Николса как генерального директора комиссии, но он еще не поставил ее.

– Еще? – повторил Оппенгеймер.

– Вот, – сказал Стросс, протягивая бумаги, – взгляните. – Он жестом предложил Оппи занять место за сверкающим, как зеркало, столом. По давней привычке Оппенгеймер начал просматривать текст с конца, как он всегда поступал с объемными документами. Заключительный абзац гласил:

…с учетом этих утверждений, которые пока не опровергнуты, и возникших в этой связи вопросов относительно Вашей правдивости, Вашего поведения и даже Вашей лояльности, Ваша работа в Комиссии по атомной энергии и Ваше право на доступ к данным ограниченного доступа настоящим приостанавливаются, с немедленным вступлением ограничений в силу.

– Это безосновательно, – сказал Оппи, подняв голову.

– Точнее будет сказать неопровержимо, – возразил Николс. – Насколько я помню, двадцать четыре обвинения.

Оппи перешел к первой странице и начал читать – как всегда, быстро, охватывая взглядом по целому абзацу зараз.

– Что ж, – сказал он, – часть я сразу отвергаю. – Он перевернул страницу. – Часть просто ошибочна. – Он листал страницу за страницей. – И, полагаю, часть можно смело отнести к категории nolo contendere[61].

Ни Стросс, ни Николс, по-видимому, не знали латыни и не имели никакой юридической подготовки; оба хмуро смотрели на него.

– То есть, – пояснил Оппи, – я предпочел бы не оспаривать некоторые из этих… – он совершенно не хотел повторять слово, которое употребил Николс, ведь краткий обзор событий человеческой биографии – совсем не перечень обвинений, – пунктов.

– Это было бы разумно с вашей стороны, – сказал Николс. – За каждым стоит внушительное документальное обоснование.

Оппи снова взял последнюю страницу и указал на место, оставленное для подписи Николса.

– Но, как вы отметили, подписи здесь нет.

– Нет, – согласился Стросс, нахмурившись (но в отраженном от стола свете могло показаться, будто он подмигнул). – И, конечно, ее и не должно быть. Я имею в виду, что необходимости в полномасштабном расследовании нет, разве что…

– …Разве что я захочу сохранить доступ к секретным материалам и положение консультанта.

Стросс улыбнулся – плотоядной, змеиной улыбкой – и, наклонившись через стол, постучал пальцем по заключительной странице.

– В таком случае, полагаю, вступит в действие вот этот параграф.

Оппи прочитал его:

Для помощи в разрешении этого вопроса Вам предоставлена привилегия предстать перед Советом по обеспечению благонадежности персонала Комиссии по атомной энергии. Чтобы воспользоваться процедурами слушания в Комиссии по атомной энергии, Вы должны в течение 30 дней после получения этого письма представить мне в письменном виде свой ответ на информацию, изложенную выше, и запросить возможность предстать перед Советом по обеспечению благонадежности персонала.

– Значит, если я тихонько… – сказал Оппи, – если подам в отставку…

– То мы сожжем то самое письмо, и генералу Николсу не нужно будет ничего подписывать.

– Но у меня имеется… – он сделал паузу, а потом выплюнул-таки это слово: – «привилегия» защищать себя на слушаниях, если я предпочту отстаивать свое доброе имя?

– Это действительно возможно, – сказал Стросс, – но мы – они – взяли на себя смелость заранее составить для вас заявление об отставке. – Он взял со своего стола лист бумаги и вынул из кармана пиджака авторучку Mont Blanc. – Подпишите это, и никто никогда больше не увидит этого. Но если вы поступите по-другому… Что ж, придется провести расследование по каждому из… сколько, вы сказали, Ник?

– Двадцать четыре.

Политик из Западной Вирджинии снова нахмурился, как будто названное количество оказалось больше, чем он помнил.

– Совету придется расследовать каждый из двадцати четырех пунктов. Поднимать все доступные документы, допрашивать свидетелей – коллег, родственников, друзей. Прямо как на судебном процессе. Вряд ли дело стоит таких неприятностей, – добавил он покровительственным тоном.

Во время всего этого разговора Оппи не курил, но сейчас он выдохнул, как будто выпустил облако дыма.

– Парни, вы действительно решили играть по-крупному?

Теперь Стросс улыбнулся, совершенно не скрывая ехидства:

– Да, доктор Оппенгеймер. Конечно, мы играем по-крупному.

– На Капитолийском холме об этом знают?

Уголок рта политика дернулся.

– Еще нет.

– Сколько у меня времени для того, чтобы принять решение?

– О, никакой спешки нет. – На сей раз Стросс попытался изобразить великодушие. – Располагайте своим временем. Я вернусь домой к восьми вечера. Почему бы вам тогда не сообщить мне о вашем решении?

– К восьми? – Оппи почувствовал, что его глаза широко раскрылись. – Сейчас, – он посмотрел на наручные часы, – почти четыре. Я… – Он сглотнул и обнаружил, что к нему возвращаются силы. – Мне необходимо посоветоваться с юристом.

– Конечно, конечно, – согласился Стросс. – Насколько я понимаю, вы приехали из Принстона поездом. Может быть, вас подвезти? Я попрошу своего шофера отвезти вас, куда вам понадобится.

«Неужели? – подумал Оппи. – Неужели он отвезет меня прямо в Перро-Кальенте? Далеко-далеко, прочь от всего этого безумия? Туда, где мир и покой?»

– Благодарю вас, – деревянным голосом сказал Оппи и поднялся. – Вы очень любезны. – Он хотел взять письмо с обвинениями, но Стросс остановил его руку.

– К сожалению, мы не можем разрешить вам взять это с собой. Оставлять без контроля неутвержденный документ… это может привести к, так сказать, недоразумениям.

– То есть, обсуждая вопрос с консультантом, я должен полагаться исключительно на свою память?

– И это говорите вы? Доктор, с вашим-то интеллектом вы должны помнить все до мелочей, скажете, нет?

«Нет, – подумал Оппи, глядя на Стросса. – Но ты, несомненно, помнишь все».

* * *

Китти приехала в Вашингтон вместе с Робертом. В тот вечер она была в гостях у Герберта Маркса, поверенного Оппи, жившего в Джорджтауне. Энн, жена Герба, служила на Горе секретаршей Оппи.

– Чушь это все, – сказал Герб. – Вы спасли эту страну, а теперь какой-то идиот, взбесившийся от мании величия, пытается опорочить вас.

– Ты не можешь просто сдаться, – сказала Китти. Герб и Энн не были посвящены в проект «Арбор», поэтому Китти добавила неопределенно и в то же время многозначительно: – Ведь на карту поставлено так много!

Энн согласилась с ними:

– Начать хотя бы с того, что самим своим существованием атомные секреты не менее чем наполовину обязаны вам! Без всего того, чего мы достигли под вашим руководством