Генри попивает колу, не сводя глаз с дальней стены.

– Да, Джим мне все рассказал,– продолжает Лиам издевательским тоном.– Наверное, твой отец – тот еще чокнутый засранец. Передавай ему привет от меня, ладно?

Но Генри не отвечает. Не плачет, не кричит и не хнычет. Он сидит, завернувшись в одеяла, свет от обогревателя горит на его щеках, подсвечивая карие глаза тусклым красным светом. Лиам секунду ждет, надеясь на какую-то реакцию, а затем пожимает плечами.

Когда он поворачивается, чтобы закрыть дверь, что-то ледяное касается его затылка, и, хотя его разум не хочет верить, он готов поклясться, что кто-то – что-то – шепчет ему на ухо, не громче дуновения застоявшегося воздуха. Голос любовника или призрака.

Ты за это ответишь.

Лиам останавливается, подумывает обернуться, чтобы убедиться, что Генри все еще в другом конце комнаты на своей койке – это не голос Генри, и ты это знаешь, приятель,– но решает, что с него хватит. Не оглядываясь, он закрывает дверь и задвигает тяжелый засов.

К тому времени, как Лиам ступает на лестницу, он списывает голос на злую шутку разума и игнорирует мурашки по всему телу.

2

Пока солнце жирно и вяло набухает на горизонте, словно пиявка, присасывающаяся к красной крови океана, вечерние новости всех трех крупных телеканалов демонстрируют триптих фотографий на телеэкранах по всей Южной Калифорнии.

На заправочной станции «Тексако» у 5 съезда с автострады Эскондидо – той самой, по которой машины съезжают с 15-го шоссе на Мишн-роуд, а затем в благодушный пригород Сан-Диего Грантвилл, где проживают патриоты Патрика Генри и львиная доля белых семей,– на маленьком телевизоре видны три лица по седьмому каналу. Там включен только он, потому что владелец заправочной станции и оператор, работающий сутки напролет, Чак Уилсон, безумно любит метеоролога выпуска новостей Сару Рейнс, а уж особенно ее обтягивающие красные платья, в которых она показывает на гигантские, похожие на детей солнца, нарисованные на карте Южной Калифорнии, и говорит о них так, словно в них таятся ответы на все великие вопросы жизни. Однако перед Сарой ведущие всегда излагают местные новости с мрачным видом – настоящие новости,– и сегодня все говорят о похищенном маленьком мальчике. Чак прислоняется к стойке, уставившись на приглушенный свет в верхнем углу. Кажется, что весь чертов мир ищет этого мальчика.

Над входной дверью звенит колокольчик, и входит как всегда вонючий Тим Шепард, нежно потирает свою чистую, свежевыбритую челюсть – этим он всегда занимается в туалете «Тексако» с благословения Чака. Он всегда поддержит того, кто хочет стать лучше, будь то бездомный скунс или богатенький мажор, и Тим всегда за собой убирает и не мешкает. Не то чтобы все это сильно влияло на вид Тима: загорелая кожа, спутанные седые пряди и мешковатая, забрызганная пятнами одежда, к сожалению, выдают в нем уличного бродягу, а не бизнесмена на отдыхе.

Черт, если бритье позволяет бедолаге сохранить самоуважение и помогает ему продолжать марафон под названием «остаться в живых», то кто я такой, чтобы судить?

– Привет, Чак,– говорит Тим и бросает взгляд на холодильник с пепси.

Чак снова переводит взгляд на телевизор, где улыбающееся лицо некоего Генри Торна выглядывает из-за плеча ведущего, чье серьезное лицо резко контрастирует с пухлощекой зубастой ухмылкой маленького мальчика.

– Газировка стоит пятьдесят центов,– рассеянно говорит Чак, зная, что эта информация каленым железом отпечаталась в оставшихся клетках мозга Тима, но ему все равно нравится это говорить. Это его своеобразный способ с ним здороваться.

– Ага,– отзывается Тим.– Это те самые сволочи?

Чак на мгновение задумался, и теперь его внимание снова переключилось на экран телевизора, где красовались три фотографии, опубликованные ФБР несколько часов назад. Слева направо: хмурая физиономия молодого и худощавого Джима Кэди, полное лицо Грега Лэнигана без усов и – последнее, но не по важности – раздраженный взгляд единственной сестры Грега, Дженни Лэниган. Все три фотографии аккуратно вставлены в белые рамки на синем фоне, где повторяющаяся под наклоном фраза «ВЕЧЕРНИЕ НОВОСТИ» вечно плывет вниз, как косой дождь.

– Видимо,– отвечает Чак и отворачивается от экрана, чтобы осмотреть магазин и прикинуть, что нужно сделать до захода солнца.– Ты сегодня ел? – спрашивает Чак Тима (и если «Газировка стоит пятьдесят центов» – это их версия «привет», то «Ты сегодня ел?» заменяет Чаку фразу «Пока, чувак. У меня дохрена дел»).

– Я поем потом,– отвечает Тим, как и всегда.

Чак собирается ответить следующей строкой их повторяющегося диалога: «Возьми оттуда бейгл. Кажется, он все равно старый»,– скажет он (это не так – ему каждое утро приходит свежая поставка), но вдруг раздается громкое динь-динь колокольчика, который звонит, когда машина проезжает по черным пневматическим трубам перед станцией. Оба поворачиваются, чтобы посмотреть, как блевотно-зеленый фургон «пинто» скользит к третьей колонке.

– Клиент,– говорит Тим.

* * *

Грег знает, что они совершают огромную ошибку.

Почему ты не проверил бензин, идиот?

Он корит себя за это с тех пор, как они полчаса назад вышли из кабинета врача. Пока Дженни доставляла товар, Грег барабанил пальцами по потертому черному рулевому колесу под ритм «The Logical Song» Supertramp, двигатель «пинто» тихо урчал, как умирающий механический котенок, и тогда Грег заметил указатель уровня топлива, красная стрелка которого слишком сильно провисла влево – почти до упора.

– Твою-то,– инстинктивно, без всякой на то причины, Грег обернулся в поисках двух канистр неэтилированного топлива, которые положил в багажник «дастера».

Я не на «дастере» и забыл проверить бензин, и твою налево, придется заехать на сраную заправку и заплатить за бензин. Боже милостивый, если Джим об этом узнает, он убьет меня на месте, и это не преувеличение.

Когда Дженни сошла с затененного крыльца, крайне нелепая в летней шляпе и огромных солнцезащитных очках, у него свело живот от беспокойства, вины и отвращения к себе. Как всегда верная себе, сестра не запаниковала, когда он рассказал ей о своей ошибке, но Грег знал, что в глубине души она кипит, или что там обычно делала Дженни. Он никогда не видел, чтобы она выходила из себя. Даже когда зарезала их отца ножом для колки льда, все равно не теряла контроль. Нет, Дженни всегда сохраняла рассудок. Грег знал, что у нее спокойный темперамент – она почти клинический психопат. Его сестра не расстраивалась, она просто принимала решения. Холодные, расчетливые решения. В одну секунду она не обращает на тебя никакого внимания, а в следующую втыкает в глаз восьмидюймовый нож